Темная Душа. Продолжение
Шрифт:
Еще рывок, тень выбралась из-под туманного покрова, начала карабкаться по склону, не сбавляя хода. Это был не волк, не зверь – человек.
Кэт скрылась в темноте, пролом в стене, где она пряталась, не был просто проломом. Он переходил в низкий и узкий коридор с земляными сводами.
«Нора», – подумала Кэт, встала с колен и пошла по коридору. Он мог вести куда угодно, хоть в само пекло. Уж лучше в пекло, чем назад. Чем навстречу гону, что идет по пятам.
Света не было, но тьма не была кромешной. Тускло светилось что-то впереди, указывая путь. Кэт шла, коридор раздался ввысь и вширь,
«Лабиринт, – решила она, – если так, то может, и не найдет меня. Пойдет в другую от пролома сторону. Тогда я спасена».
Он закричал за спиной. Крик покатился по изгибам коридора и достиг ее. До нее дошло – напал на ее след, отыскал вход в тоннель. Ведет охоту. Гонит ее, гонит.
Страх ее пронял. Она побежала, захлебываясь бьющим в лицо сквозняком. Очередное ответвление коридора вывело в просторную пещеру, на другом конце которой Кэт наткнулась на лестницу. Не раздумывая, ринулась вниз по ступенькам. Она чувствовала, что преследователь не заплутал, идет верно. Неумолимо настигает жертву.
Лестница обвивалась вокруг каменного ствола. Дыхания не хватало, легкие в груди сгорали.
«Вперед. Если поймает – убьет. Вперед»!
Она бежала. Лестница не кончалась. Наверху раздавались шаги. Кэт кратко зарыдала. Он услышал ее, прибавил ходу. И больше не кричал. Не окликал. Только дышал тяжело и прерывисто.
Обернувшись, Кэт увидела его фигуру, возникавшую и пропадавшую на витках лестничной спирали. Стоит ему лишь руку протянуть…
«Отчего ты бежишь, Кэт? Стой! Остановись! Ты знаешь, кто там за спиной! Повернись, взгляни ему в лицо»!
«Нет! Это кровавый хищник, не человек! Он убьет меня»!
Лестница оборвалась. Последние две ступеньки ускользнули у нее из-под ног. Кэт полетела вниз, растопырив руки. Упала, покатилась по каменному полу. Перевернулась на спину, увидела – он прыгнул следом. На мгновение расплылся в воздухе в серое пятно. Упал рядом, рявкнул, совсем как волк. Бросился к ней, придавил ее собой, навис. Глаза полыхнули белым пламенем, сузились и почернели. В оскале сверкнули клыки.
«Убьет».
Она зажмурилась. Он припал к ней, обдавая жаром своего мощного тела. И … лизнул в щеку...
Не веря своим ощущениям, Кэт воззрилась на убийцу:
– Джерри, что ты де…
Он не дал договорить, снова лизнул, на этот раз прямо в нос. В носу тотчас же засвербело. Не сдержавшись, Кэт чихнула прямо на загнавшего ее охотника. Джерри насупился и стал тщательно, со знанием дела вылизывать ей все лицо, не пропуская ни миллиметра кожи.
– Стой … да стой же…что…ты…делаешь…? – выдавила Кэт, уворачиваясь от него.
В ответ герой ее сна, казавшегося явью, звонко тявкнул. А сам сон, как мозаика, распался на миллион осколков.
Кэт увидела над собой потолок комнаты, а не пещеры. Приподняла голову и встретилась взглядом с глазами цвета синего льда. С острыми, как гвоздики, точечками зрачков. Глаза, обведенные черными «очками», строго взирали на нее с крохотной собачьей мордочки.
Кэт откинулась на подушку – явь и сон для нее в конец перепутались. Думать и гадать, где одно, а где другое, не было смысла. Две лапки уперлись ей в ключицу, и снова раздался оглушительный тявк,
– Я все еще сплю, – пробормотала Кэт и лениво, почти не прилагая усилий, оттолкнула лижущее ее существо.
Щенок скатился на матрас. Опрокинувшись на спинку, заскулил, задрыгал лапками, но сумел перевернуться, вскарабкался ей на бедро и поднял торчком белые уши. Кэт смотрела на него из-под опущенных ресниц, упрямо не веря в происходящее. Кроме ушей белыми у него были передние и задние лапки, грудка, взъерошенная спинка, живот и закрученный в тугое колечко хвост. Весь он был белый, как голубок, помимо мордочки, которую словно окунули в чернила.
– Ты кто, лилипут? – сонно прошептала Кэт.
– Гав-к! рррр… – ответил песик.
– Не снишься?
– Ррр-рр-р –ффрфр-р….
Влажный и черный нос ткнулся ей в локоть. Зубками песик захватил покрывало, попятился, с рычанием потянул ткань на себя. Покрывало стало съезжать с нее, обнаженная кожа плеч и груди покрылась мурашками.
– Ах ты, нахал, – Кэт окончательно проснулась и села. И едва не вскрикнула.
Джерард сидел на кровати. На расстоянии вытянутой руки от нее. Одет в толстовку с капюшоном из светло-серого флиса, синие джинсы. Скулы и подбородок заросли пятидневной щетиной. Ее взгляд быстро скользнул по его атлетичной фигуре, задержался на багровом шраме, отметившем левый висок. Его ответный взгляд был пристальным, она ощущала его, но посмотреть прямо в глаза цвета осеннего неба не смогла. Как хочется спрятаться от этого взгляда. Исчезнуть, оказаться где угодно, только чтобы пропали эта комната, кровать и он. В этих глазах, она знает наверняка, немой вопрос: «Почему ты все еще здесь? Почему не ушла, сохранив остатки достоинства? Я же дал тебе достаточно времени»! Кэт ощутила нехватку воздуха. Вздохнула глубоко, судорожно. И ее накрыло облако его запаха. Голова пошла кругом. Мощные, почти осязаемые, как разряды тока, от Джерри исходили волны парализующей энергии. Комнату заполняла тяжелая, липкая духота.
Джерард смотрел на нее. Сидящая на кровати Кэт, бледная, словно фарфоровая кукла, проступала перед ним будто из полусна. Это головная боль мешает, понял он. Туманит зрение. Мозг который день словно охвачен пламенем, в висках нещадно долбит, а шрам у левой брови горит, как прижженный раскаленным железом. Пытаясь облегчить резь в глазах, он прищурился. Она сильно похудела за эти дни. Похожа на девочку подростка. Лицо осунулось, теперь глаза с длинными ресницами кажутся невероятно большими. И нового жалкого выражения в них не возможно не заметить. Джерард почувствовал, как могильная плита весом едва ли не в тонну ложится ему на грудь.
«Я больше не имею прав на тебя, – услышал он собственную мысль, обращенную к ней, – сам же их у себя отобрал ».
Она все четче проступала перед ним. Склоненная гибкая шея, сложенные на коленях хрупкие руки. Чудесные бледные губы, которыми хочется завладеть или хотя бы едва коснуться, нежно и легко, чтобы не причинить боль. Никогда больше. Синяки темнеют на белой коже, на округлой груди у маленьких сосков – красные отметины, оставленные его зубами… «О, Господи, как ненавижу себя»… Вся она – живой укор ему.