Темная Душа. Продолжение
Шрифт:
– Не говори ничего Сэму. Он не оставит это без внимания. Не захочет понять. Ты знаешь его. Вцепится Джерри в горло при первой возможности.
– И будет прав…
Она ждала его, постоянно ощущая гнетущий надрыв в душе. Внутри, там, где находится сердце – это сосредоточение всех чувств и эмоций, куда стекаются со всего тела нервные импульсы и переплавляются в жидкую магму, либо закручиваются в холодный тугой ком, где все думы, сны, мечты, догадки бьются с надсадным стуком о грудную клетку, там было все разворочено, опустошено. Она не спускалась вниз, в гостиную – страшно. Лишь
Ей звонили, но Кэт не брала трубку. Это был Зак: естественно, друг волнуется. Разок позвонила мама, после нее Адель. Звонки, скорее всего, дежурные. Они просто хотели узнать, как дела. Всем Кэт выслала смс с одним и тем же текстом «Очень занята на работе, позже перезвоню. Целую, люблю, у меня все ок»! С работы, кстати, тоже звонили. Жозефин, Артур. Еще на экране мобильника высвечивались номера, которых она не знала. Этим она не отвечала. Единственного номера не было. Джерри. А она ждала, боялась отключить телефон совсем.
Часы перетекали в дни. Порой ей становилось даже смешно от собственного ожидания. От того, как она ждала. Сидела на кровати, поджав ноги и натянув на колени халат, либо сворачивалась калачиком в кресле, и боялась пошевелиться. Дышать боялась. Словно спугнет его этим. Боялась выйти в ванную комнату. Только мобильник в ледяных и мокрых от волнения ладонях. Сжимала его и вздрагивала, как от удара током, едва заслышав телефонный звонок. А поняв, что звонит не он, принималась хохотать, дико, неистово, захлебываясь своим смехом, который переходил в рыдания. Истерика сменялась апатией. Кэт забывалась, отдавалась на волю мыслей, плыла по ним отрешенно, словно щепка по реке.
«Он не идет сюда, потому что я здесь. Не хочет видеть меня. Я мешаю ему. Он не возвращается потому, что хочет дать мне достаточно времени. Чтобы осмыслила все им сказанное и убралась, наконец, из его жизни навсегда. Так какого черта я жду? Мне, что, в первой уходить от него? Ведь это уже было. Я уходила из той нижней комнаты, куда он таскает всех своих баб, убегала в Даллас, словно оплеванная. Или нет, даже хуже в тысячу раз! Смешанная с грязью, такая же девка для него, как все остальные. Кем я себя возомнила? Любимой и единственной? Ха-ха-ха-ха…. Что меня здесь держит? Какого дьявола я тут разлеглась? Я все еще надеюсь на что-то, идиотка. Не хочу верить, что это конец».
«Правда, не хочу, – призналась себе Кэт, – я ведь чувствую его прикосновения. Слышу голос его, словно живой, шепчущий мне эти слова…Я придавлена им, прижата к полу, он надо мной, его бледное, искаженное лицо, а я наслаждаюсь его грубостью, словно это самая изысканная ласка, знаю, что убьет, и пусть, пусть, лишь бы не прекращал этой пытки, лишь бы продолжал шептать – ты моя, Кэт, тебя не забрать у меня никому».
Проспав в пустой кровати ночи три, и потеряв окончательно ощущение времени, однажды, совершенно машинально она начала рыться в своей сумке. Сама не поняла, зачем. Наверное, чтобы руки занять.
«Нажму, – подумала Кэт, – и он приедет ко мне, я точно знаю. Примчится, где бы ни находился. Примет меня любую, не задав ни единого вопроса. Все поймет, но не упрекнет никогда. Великодушный. Безответно влюбленный».
«Нет, – Кэт захлопнула телефон, – именно поэтому я ему не позвоню. Не имею права».
На четвертый день, отстрадав мучительные часы внутренних терзаний, Кэт снова погрузилась в безразличное оцепенение. Сидя на кровати наблюдала, как надвигаются сумерки, и вдруг неожиданно для себя самой приняла решение.
– Ухожу, – сказала она вслух. Почувствовав резкий прилив энергии, поднялась, – больше здесь ждать нечего.
И стала спокойно, с абсолютно пустой головой собирать сумку. Правда, через какое-то время измотанное бессонницей и недоеданием тело ее предало. Руки начали трястись, как у старухи, больной Паркинсоном. Разболелась голова, Кэт стала хуже видеть. Пришлось сходить в ванную комнату, выпить успокоительное. Таблетка подействовала быстро, эффект был более чем ощутим. Желая переодеться, Кэт скинула халат и как-то резко лишилась сил. Прилегла на кровать, ощущая, что ноги ее больше не держат. Закуталась в покрывало. Не прошло и минуты, как девушка провалилась в глубокий сон.
Стена на пути, верхним краем уходившая ввысь, была сложена из каменных глыб. С обоих боков она загибалась полумесяцем, концы ее тонули во тьме. Меж уложенных рядами камней вились сухие стебли, шныряли бледные многоножки, жуки, извивались черви. От камня веяло сыростью.
Кэт ощупывала стену, не обращая внимания на кишащих под пальцами насекомых, искала дверь. Но двери не было.
«Где я? Почему здесь стена? Это ошибка! Как я могла сюда попасть? – она слепо тыкалась в стену, – Как я сумела пройти сквозь болото»?
Кэт оглянулась. Позади поросшие ряской и камышом топи, стоялые, воняющие мертвечиной воды, из которых торчат кочки, скрюченные деревья да покосившиеся надгробья. Звенит гнус, грязная гать тянется сквозь болото. Из низин наползает мутный пар, накапливается в ямах, затопляет овраги, плещется серым молоком у косогора.
«Откуда я пришла? Я не знаю места, – подумала Кэт, – Это не тот сон»…
Над болотом разнесся волчий вой, он тянулся долго, оборвался на душераздирающей ноте. Под куревом тумана появилась тень и, мелькая, стала двигаться в сторону косогора. Ужас пронзил Кэт, ослепил и оглушил, лишил сил, мыслей, но только на секунду.
«А может и не сон, может, я не сплю… Нельзя стоять! Бежать»!
Она побежала вдоль стены. Под ногами зачавкала вязкая, размытая дождями земля. Над сырым кладбищем всходила луна, свет ее просочился в воздух, осветил туман и движущуюся тень.
«Он идет за мной. Загоняет меня».
Снова вой, только уже ближе. Она едва не закричала от страха, но спазм сдавил горло. Стена внезапно кончилась, не удержав равновесия, Кэт влетела в пролом, упала на колени. Выглянула наружу – тень у самого пригорка, на вершине которого стена.