Тёмная сторона Ио
Шрифт:
До меня донеслась их беседа и я не мог заставить себя не слушать:
– Что? Остроухий понравился? – с усмешкой в голосе спросил цыган.
– А что? Ревнуешь? – ответила девушка.
– Ха! Глупая девка! Зачем мне ревновать сестру?
– А кто сказал, что я себя имею ввиду?
Я покраснел пуще прежнего и, дабы моя глупая улыбка выглядела не слишком подозрительно, я начал что-то напевать Антаресу.
– Что ты там расселся, Эрно? – услышал я голос Меркулы, а потом и увидел её саму. – Я тебе что сказала?
– Помню, мам, – виновато произнёс тот самый молодой цыган,
– А ты, Ника, помоги этому раздолбаю! – продолжала Госпожа Шрам.
– Да, мам, – и оба ребёнка Меркулы принялись что-то искать, переругиваясь через каждое мгновение. Цыганка положила рядом со мной кусок хлеба завёрнутый в бумагу и флягу.
– Спасибо, Госпожа Шрам, Вы так добры… – хрипло произнёс я.
– Не за что, дай мне пока что брата, – увидев, что я медлю, продолжила. – Чтобы ты смог поесть. Я не причиню ему вред, не волнуйся.
Я нехотя протянул ей свёрток, Антарес тоже особо не горел желанием покидать меня и даже начал кричать, но вскоре успокоился.
Пока я ел, Ника и Эрно уже нашли то, что было им поручено найти. Оказалось, что искали они старую колыбельку, в которой будет отдыхать Антарес.
– Какой хорошенький, – заметила Ника. Я кивнул, а она вновь нырнула в ковры и ткани и вынырнула уже с каким-то цветастым предметом и начала им трясти. Антаресу это очень понравилось и он тут же начал к ней тянуться. Недолго его подразнив, цыганка всё-таки отдала ему это штуку.
– Ты чего? – спроисла она, заметив моё недоумение. – Погремушку впервые видишь?
Я кивнул без тени смущения.
– То есть… как? Неужели у тебя не было подобной?
– Не знаю… – я пожал плечами. – Не помню, даже родителей…
Предчувствуя серьёзный разговор, Ника села рядом со мной:
– А у других детей ты не видел?
– Честно говоря, совсем немного, а младенцев – нет. В том приюте, где мы скрывались, вообще не было игрушек. Я и не знал, что они нужны и в принципе существуют.
Цыганка пододвинулась плотнее ко мне так, что мы коснулись бёдрами, а меня вновь бросило в краску. Её рука опустилась на моё плечо, что заставило меня непроизвольно напрячься.
– Тебе страшно? – вдруг спроисла она.
– Не знаю, – честно ответил я, всё ещё не отделавшись от мыли, что Серые где-то поблизости.
Мой взгляд начал тонуть в ярких коврах, узоры на, которых расползались в разные стороны, скручивались и раскручивались, смазывая свои контуры. Требуя внимания, Ника потрясла меня за плечо и, когда наши глаза встретились, спросила:
– В каком приюте вы были?
– Я… не знаю адреса, но воспитательницу там зовут миссис Танкевикнэ.
Это имя эхом отразилось от стен нашей повозки и ещё долго кружило в воздухе, утопая в мёртвой и густой тишине, что повисла меж всеми нами, кажется, никто даже не дышал… ко мне подошла Меркула, и душа ушла в пятки:
– Ты их видел? – ледяным, но в миге от рыдания, голосом спросила Госпожа Шрам.
Я сразу понял, о ком она:
– Да…
– Как их звали? – вмешалась Ника.
– Сара, Лолита и Глория…
– Их там не обижают? – Эрно явился будто бы из воздуха.
Ответить на этот вопрос было куда труднее, чем на первые два, впрочем, я думаю, ответ они и так знают:
– Их… боятся… – выдавил я. – Поэтому они, обычно, не показываются, а сидят в одной комнате… рисуют, вырезают, что-то шьют, мастерят, читают… – на лицах матери и двух старших детей начала появляться слабая улыбка и слёзы, мои собственные глаза тоже покрылись хрустальной плёнкой. – Я… я подарил им растение… такое, для которого не нужна земля, которое может самостоятельно ходить… они назвали его Элли…
С минуты я смотрел мимо Меркулы и Эрно, чувствуя на себе взгляд Ники, и надтреснутым голосом продолжил:
– Когда пришли Серые за нами с братом… Роза – помощница миссис Танкевикнэ – попыталась увести нас, но… была… убита… – я снова видел это, страшная картина, на страх к которой у меня не было времени, вернулась с абсолютно реалистичной точностью, вплоть до запахов, звуков и ощущений… мне стало плохо. Воспалённое стрессом воображение охотно дорисовало дым, что клубился над выстрелом, лицо девушки, искажённое гримасой ужаса, руки, сотканные из серых шёлковых нитей, пытались до меня дотянуться, но таяли при каждой тщетной попытке, таяла и она сама… так быстро и неумолимо… растворялась в старом коридоре, чтобы достигнуть холодного космоса, где вновь обретёт плоть, достигнув Плутона и, может быть, встретит его – своего жениха… они обнимутся, улыбнутся друг-другу и поклянутся больше никогда не расставаться… а потом будут плакать, много плакать, настолько много, что об этом сочинят легенду – «Откуда на Плутоне реки».
– Откуда на Плутоне реки?
Когда он мёртв миллиарды лет.
Не уж-то в койие-то веки
На нём живые – хоть их нет.
И в чёрно-белом маскараде
Мы закрутили жизнь в спираль,
Чтобы в кровавом винограде
Смочить, голодную до боли,
Безжалостную воин сталь… – внезапно я начал бредить стихами, совершенно не замечая, что голос дрожит и надрывается, пытаясь заглушить всхлипы.
Когда этот ужас кончился и запоздалое горе меня всё-таки отпустила, я увидел совсем иную картину – Меркула и Эрно с распахнутыми от шока глазами, не зная как реагировать, совершенно непроницаемый Изнар, и тихо плачущая Ника, стыдливо прячущая лицо в волосах, на фоне рыдал Антарес.
– Простите, пожалуйста! Я… не знал, что говорю! Оно… оно само! – спешно начал оправдываться я.
Взгляд Меркулы заметно потеплел, как я раньше не заметил сколько у неё морщин? Шрам сейчас был особо заметен и бросался в глаза:
– Ох, Шура… – произнесла она и крепко меня обняла, чего я вовсе не ожидал. Тем не менее, она не плкала, хотя её страдания были видны и ощутимы не меньше, чем видны и ощутимы любые материальные предметы вокруг. Отпустив меня, Госпожа Шрам подозвала Нику и Эрно, которых тоже заключила в объятия, позади от неё сел Изнар, виновато опустив глаза, будто бы заклинание, он нашёптывал ей утешения. Только в нём я и чувствовал что-то помимо горя – стыд, стыд за то, как он попрекнул жену за рождение Триклюры. Антарес продолжал кричать и я, призвав всю свою бесшумность принялся его успокаивать.