Темная сторона Петербурга

Артемьева Мария

Юноша прозывался Аркадий Перепелко. Как репортер, он писал для еженедельного питерского листка «Обыватель» и был уже довольно известен обществу в качестве человека деятельного и прогрессивных взглядов.

— Ну, что тут у вас произошло? — нацелив карандаш в сторону маленького Зимина, который выглядел моложе своего напарника, спросил Аркадий Перепелко.

Двое железнодорожников, стоя посреди кабинета, переглянулись.

— Дак, это… того… Мы уж все рассказали. И городовому даже, — застенчиво переминаясь с ноги на ногу, сказал Зимин. Бородатый Григорьев молча

кивнул.

Вид у обоих был смущенный.

Аркадий Перепелко посмотрел на железнодорожных служителей строго и с прищуром. Он намеревался как можно быстрее разоблачить явно сочиненный сотрудниками вокзала «феномен», но тут влез солидный господин с бакенбардами — представитель консервативного издания «Голос».

— Скажите-ка, голубчик, какие э-э-э… чувства… или ощущения…

Господин с бакенбардами так тщательно подбирал слова, формулируя вопрос, что Аркадий не утерпел и перебил его.

— Твоя фамилия Григорьев? — Острый кончик карандаша в руке репортера взлетел на уровень груди бородатого железнодорожника.

— Да, — хриплым простуженным басом прогудел Григорьев.

— А ты — Зимин?

— Наше такое фамилие, — закивал, моргая, Зимин.

— Так я хотел спросить, какие ощущения… — снова залепетали бакенбарды, но Аркадий не намеревался отдавать инициативу.

Кончик его карандаша описал дугу и замер напротив Григорьева.

— Водку позавчера пили? — с нажимом спросил Перепелко.

— Никак нет, — моргая, ответил Зимин.

— Какая ж водка, ежели дежурство? — укоризненно прогудел бородач Григорьев.

Зимин закрестился.

— Вот вам крест, ей-ей…

— А такая! — рассерженным фальцетом прикрикнул на служащих вокзала Аркадий. — Начальства никого нет, вокзал пустой, скучно поди, да холодно. Вот и раздавили по стопочке. Потом еще опрокинули… И еще. А там и зеленые черти хороводом запрыгали. Что, не так было?

— Не так, — обиженно заявил Зимин. — Вот вам крест!

А Григорьев вздохнул и добавил, глядя в сторону:

— Это вот все они теперь такие. Образованцы. Попам не верят, в церковь не ходят, Бога не боятся. Молодежь…

— Но-но-но! — прикрикнул репортер. Не хватало еще, чтоб намекали ему на щенячий возраст.

Господин с бакенбардами усмехнулся. Белокурая курсистка-эмансипэ от прогрессивных «Новых известий» юноше Перепелко даже посочувствовала: уж больно уши у того загорелись — это всегда так неприятно, если уши горят.

— Давайте-ка лучше с подробностями. И по порядку — где, когда, что, — высказался спокойный толстячок из «Биржевки». Его поддержали и другие охотники за сенсациями.

Однако нервы железнодорожников были уже на пределе.

— Да чего тут рассказывать? — не выдержал Зимин. — Рассказывали уж! И не один раз! Привидение! По вокзалу ходит. Ночью. У нас тут три смены дежурных перебывали — все видели. Каждый! Коваленко ажно в обморок хлопнулся. Никак откачать не могли.

— Да! И он на Николаевку перевелся, — добавил Григорьев.

— Кто? — не понял господин в бакенбардах.

— Дак Коваленко же! Боится человек. Понять можно. Это ведь не то что средь бела дня с карандашиком…

— Вот

что, господа газетчики, — заместитель начальника вокзала оторвался от созерцания экипажей, извозчичьих лошадей и торговок огурцами и кислой капустой на площади, оставил запыленное окно кабинета и оглядел заинтригованных представителей прессы. — Если хотите до тонкости разобраться в вопросе — милости прошу! От имени и по поручению начальника вокзала приглашаю всех желающих подежурить. Тут уж наверняка до правды докопаетесь. С нашими вот сотрудниками.

— Ежели кишка не тонка, — проворчал Григорьев, поглядывая на субтильного репортера Перепелко и бледную стриженую курсистку.

— При чем тут кишка? — вскипел Аркаша Перепелко. — Я против суеверий!

— Ну, не суеверишь — и хорошо. И ладно. Может, чего и разъяснишь нашей-то темноте — так, мол, и так, граждане миряне. Атмосферное, дескать, явление, — примирительно проворчал Зимин.

— Отлично. Я материалист!.. И я вас выведу на чистую воду! — воскликнул репортер. — Коллеги?..

На эксперимент согласились трое: сам Аркаша, курсистка Лидочка Зайцева и солидный господин в бакенбардах — Диомид Львович Ревунов из «Голоса», ведущий обозреватель научного раздела. Встреча со сверхъестественным для него лично — дело совершенно естественное, объяснил Диомид Львович. Всю жизнь он об этом мечтал и внутренне готовился.

Григорьев и Зимин покинули кабинет. Газетчики тоже начали расходиться.

Троих дознавателей от прессы заместитель начальника задержал, обратившись к ним с торжественным напутствием:

— Господа! Вам доверена весьма важная миссия. Необходимо, наконец, вскрыть правду для общества.

После чего, понизив голос, господин Ионов повторил еще раз:

— Пожалуйста, проявите бдительность, господа. Я уверен, тут чей-то нахальный розыгрыш.

И поглядел на Аркадия Перепелко: из всей группы газетчиков молодой прыткий репортер казался заместителю Ионову наиболее полезным в деле разоблачения человеком.

Заметив этот взгляд, Лидочка Зайцева презрительно усмехнулась. Мужчины так любят делить шкуру неубитого медведя, подумала она. И постоянно хвастаются.

А вполне возможно, загадку суждено разгадать репортеру-женщине. В конце концов, 1911 год — новый век на дворе!

* * *

Встречу для ловцов «потустороннего» назначили вечером, в дежурке.

Лидочка Зайцева робела от самой мысли, что ей предстоит всю ночь провести в обществе не вполне знакомых мужчин, да еще где-то на вокзале.

Но отставать от репортеров мужского пола она не собиралась. Нет уж! Никто из гендерных шовинистов не посмеет утверждать, что женщина в репортерском деле хоть чем-то хуже или слабее своих коллег.

Ловить привидение? Пожалуйста! Саму идею экзорцистического расследования Лидочка приняла как брошенную перчатку — по-рыцарски.

Но теперь, сидя в продуваемой сквозняками дежурке и отбиваясь от нахлынувших вдруг трусливых мещанских мыслей, она испытывала ужасный душевный дискомфорт и больше всего опасалась как-нибудь нечаянно покраснеть.