Темное безумие
Шрифт:
Я мог бы предположить, что Лондон как психологу необходимо изучить и понять мое происхождение, но в основном она просто любопытствует. Шрамы на моем теле для нее как дорожная карта — и ей нужно пройти по этим дорогам до моего рождения. Узнать, какое событие породило такое чудовище.
В каком-то смысле мы оба были жертвами. Потеря, которую мы понесли, не физическая, но смерть нас самих. Наша личность травмирована. Мы вынуждены восстанавливать нашу психику, собирая ее из отколотых и поврежденных фрагментов.
Но в процессе
Знание.
Вы когда-нибудь получали подарок только для того, чтобы разочароваться после того, как сорвали блестящую оберточную бумагу и обнаружили, что внутри? Что, если бы вам больше никогда больше не пришлось испытать это разочарование. Всегда понимать внутреннюю природу вещь, как все работает и чего ожидать от других.
Звучит заманчиво. Хотя, есть подвох. Вам никогда не придется разочаровываться, но и никогда удивляться. Тот краткий момент изумления, когда вы получаете что-то неожиданное.
Люди живут ради этого дерьма.
За всю мою жизнь Лондон была единственным сюрпризом.
Я сорвал оберточную бумагу и заглянул внутрь, имея лишь смутное представление о содержимом… а она оказалась чем-то намного большим, чем я ожидал.
Она — блестящий подарок, который я даже не мечтал получить.
Я отчаянно боюсь сломать ее.
Лондон нужно перестать копать.
Напрягшись, я смотрю в боковое зеркало, где отражаются фары машин. Синий седан следует за нами с тех пор, как мы выехали из центра.
— Высадите меня здесь, — говорю я водителю.
Он с недоумением смотрит на меня в зеркало.
— Я не могу здесь останавливаться.
— Подъезжай сюда, — говорю я, теряя терпение. Я просовываю пятьдесят долларов через решетку в перегородке.
— Хорошо, чувак. Как скажешь.
Мы останавливаемся на обочине шоссе, и я смотрю, как мимо нас проезжает синий седан. Выйдя из такси, даю знак водителю опустить окно.
— Женись на девушке и найди работу получше. Глупо задумываться над тем, кем быть — отцом или таксистом.
Его глаза в тревоге расширяются, но я хлопаю такси по крыше и ухожу, прежде чем он находит слова, чтобы возразить мне. Что я могу сказать? В глубине души я довольно хороший парень.
Двигаясь на восток, я пересекаю следующее шоссе. Я останавливаюсь на середине и жду. Заметив, что седан разворачивается, я ругаюсь.
Я мог сбежать, скрыться от загадочного незнакомца, но мне любопытно. На шоссе не видно ни одной машины с мигающими синими и красными огнями. Если бы на меня кто-то донес, к этому моменту повсюду бы уже были копы.
Загадочный незнакомец не заставляет меня долго ждать. Седан направляется сюда, прямо на меня. Я захожу в заросли вдоль шоссе, чтобы спрятаться, но сначала стараюсь, чтобы он меня заметил. Машина медленно ползет, затем останавливается на обочине.
Машины мчатся по шоссе, и я пользуюсь звуками гудков, чтобы еще глубже окунуться в заросли деревьев. Если этот парень был
Он очень хочет поймать меня. И он хочет, чтобы я сам попался.
Я пробираюсь сквозь деревья и выхожу на заднюю парковку большого торгового центра. Это место слишком открытое, слишком публичное. Я быстренько осматриваю окрестности и замечаю церковный шпиль неподалеку.
Я улыбаюсь. Идеально. Определившись с пунктом назначения, я огибаю здание. Я двигаюсь не слишком быстро, чтобы не потерять его. Этому парню не хватает скрытности несмотря на то, что он, вероятно, думает иначе. Я слышу его тяжелые шаги по гравию.
Этот городок — одноразовая остановка. Его основная цель — обслуживать проезжающих мимо путешественников. Это означает, что дорога практически пуста, когда я пересекаю главную улицу. Перед затемненной церковью стоит один-единственный уличный фонарь.
За небольшим кирпичным строением находится кладбище. Это такое клише — погоня на кладбище, но открытые могилы — отличная тема для разговора.
Его шаги уже рядом, и я нахожу приличного размера надгробие, чтобы спрятаться. Отсюда я могу разглядеть его профиль. Он задыхается и наклоняется отдышаться. Затем, выпрямляясь, он прижимает ладонь ко рту и щелкает зажигалкой. На фоне ночи прекрасно видна оранжевая вспышка. Дым поднимается вверх, тонкий усик скользит к фонарю.
Он начинает двигаться в противоположном направлении, поэтому я поднимаю камень и бросаю его. Камень ударяется о надгробие. Мужчина рывком останавливается, затем вытаскивает пистолет из кобуры и направляется на кладбище. Адреналин от охоты пульсирует по венам, как расплавленная лава. Это опьяняет. Мой почти самый любимый наркотик.
Я встаю за деревом, скрытый темнотой, пока он стряхивает пепел с сигареты и кладет окурок в карман. Очень внимательно с его стороны.
Когда мне начинает казаться, что он готов сдастся, я заявляю о себе. Я подхожу к нему сзади и, поскольку он собирается прикурить еще одну сигарету, наматываю проволоку на шею.
Жировые складки мешают мне ухватиться покрепче. Я давлю на проволоку, мышцы напрягаются. Пару секунд он в шоке, но затем набрасывается и хватается за проволоку, сражаясь, пытаясь освободиться. Он толкает меня, борясь, прежде чем мне удается опустить его на землю.
Во время драки он роняет пистолет. Когда он почти теряет сознание, я ослабляю хватку и позволяю ему сделать хриплый вдох. Я беру пистолет и засовываю его за пояс.
— Ты, должно быть, самый храбрый полицейский или самый глупый, — говорю я, перемещаясь в полосу лунного света, чтобы он мог видеть мое лицо.
Детектив Фостер кашляет, глаза выпучены от давления. Проходит еще несколько секунд, прежде чем он может говорить.
— Салливан… — бормочет он, тяжело дыша.
— Курение убивает. — Я становлюсь рядом с ним на колени и достаю нож.