Темное безумие

Ромиг Алеата

Я нахожу палату Фостера и стучу один раз перед тем, как войти.

Одна его рука в гипсе, а под глазами пурпурные синяки. Я перестаю считать количество синяков по мере приближения. Его налитый кровью взгляд фокусируется на мне.

— Он сделал это с вами. — Это не вопрос, но мне почему-то нужно подтверждение.

Фостер согласно кряхтит. Затем он кивает на пластиковый стаканчик с соломинкой на подносе рядом с каталкой.

Я закатываю глаза и беру воду.

— Я вам не медсестра. — Но все-таки

позволяю ему сделать пару глотков, прежде чем поставить стаканчик обратно на поднос. — Зачем вы следили за моим офисом? Следили за мной?

Фостер прочищает горло.

— Я знал, что он вернется за тобой. Это был всего лишь вопрос времени.

Я кладу руки на бедра.

— Что ж, вы это доказали. Для всего мира. Вы читали последние новости?

— Меня не волнует, что говорят эти засранцы.

Я достаю телефон и открываю интернет.

— Полицейский из маленького городка напал на серийного убийцу и выжил. — Заголовок звучит как статья о герое войны, но в ней самой над Фостером подтрунивают. Типичный Барни Файф¹⁴, пытающийся в одиночку преследовать одного из самых опасных преступников вне закона.

— Детектив Маршалл Фостер из полицейского управления Нью-Касла был обнаружен сегодня рано утром возле безымянной могилы на кладбище у шоссе девяносто пять, — зачитываю я вслух. Безымянная могила — уже похоже на Грейсона. — У детектива забрали оружие и мобильный телефон, его рука была сломана, сам он получил множественные травмы. Он был найден прикованным наручниками к арматурному пруту надгробия, и находился в состоянии шока к тому времени, когда власти прибыли на место происшествия. Фостер был обезвожен и бредил об Ангеле Мэна и его следующей жертве.

Я отрываю взгляд от телефона.

— Какая следующая жертва?

Его суровый взгляд пронзает меня.

— Ты.

Я кладу телефон в карман, скрещиваю руки. Я не уверена, является ли его заявление признаком беспокойства или угрозой. В статье также говорилось, что Фостер был временно отстранен от службы, и действовал самостоятельно, отслеживая Грейсона по всей стране. Он пострадал от серьезного стресса, и у него нет семьи. Если бы он был моим пациентом, я бы решила, что он сбрендил и утратил связь с реальностью.

Срыв может сделать его способным не только на преследование — он может быть опасен. Для себя и других. Будет ли поспешно сказать, что человек, посвятивший большую часть своей жизни соблюдению закона, внезапно — словно кто-то переключил рубильник — начинает убивать?

Может, я предвзята, но лично я считаю, что мы должны бояться больше всего людей, которым поручено соблюдать закон и защищать нас.

— Не беспокойтесь обо мне, — говорю я, предлагая ему еще воды. — Меня хорошо защищают, детектив.

Он качает головой в ответ на мое предложение.

— Но не

прошлой ночью, Лондон. Когда Салливан был внутри твоего офиса. Он не ворвался к тебе, что наводит меня на мысль, что, что бы он ни делал, это еще хуже.

Я поставила стаканчик. Фостер никогда не обращался ко мне так неформально. Не по имени. Я изучаю его, ища хоть какие-нибудь признаки тактики Макиавелли. Детектив гораздо хитрее, чем кажется, но он недостаточно проницателен, чтобы быть мастером манипуляции.

И он чертовски серьезен.

Что бы ни случилось между Грейсоном и Фостером, детектив верит в мою невиновность.

— Я думала, это ты громче всех будешь кричать, что я в сговоре с Грейсоном. Что у нас было какое-то тайное воссоединение. С целью… — Я машу рукой. — Погубить всех.

Он усмехается.

— Это просто тактика. Чтобы рассердить тебя в надежде, что ты проболтаешься о чем-нибудь федералам.

Я медленно киваю. Верно. Должно быть, прошлой ночью Грейсон чертовски сильно его взбесил. Я осматриваю его гипс.

— Как вы сломали руку?

— Он ее сломал. — Его здоровая рука сжимается в кулак. — Я не знаю, почему Салливан был там, но я знал, что он будет. Он еще с тобой не закончил. Ты в опасности. Тебе нужно уезжать, Лондон. Спрячься, пока его не поймают или не убьют.

Я приподнимаю бровь.

— Насколько сильные вам дали лекарства?

— Я серьезно, — раздраженно говорит он. — Он пытался меня убить.

— Если бы Грейсон хотел вашей смерти, Фостер, вы были бы мертвы. — Я наклоняюсь к его уху. — Что означает, что вы для чего-то ему нужны.

Когда я отстраняюсь, он внимательно наблюдает за мной.

— Я ценю вашу заботу, — говорю я, — но вам следует больше беспокоиться о себе. Как вам хорошо известно, пребывание в больнице не гарантирует вам безопасность. Теперь для вас везде небезопасно.

По его заплывшим глазам я вижу, что он мне верит.

— Ты права. Он меня не убил. Он мог бы, но оставил меня в живых. Выстрелил в меня из собственного пистолета и промахнулся.

Я молчу, ожидая, пока он проведет связь.

— То, что он говорил… о чем он спрашивал меня… — Он качает головой и морщится. — Это было похоже на то, что он хотел узнать что-то конкретное. А когда не узнал, просто… ушел.

Я продолжаю молчать. Но заявление Фостера рассказывает мне больше, чем он думает.

— Ты забралась в его сбрендившую голову, — говорит он мне. — Объясни мне.

Я поднимаю брови, качаю головой.

— Его расстройство сложное. Есть много разных причин его действий, возможных теорий… и я не могу знать наверняка.

Фостер прищуривается.

— Зачем ты пришла?

— Попросить вас больше не разговаривать с прессой. — И лично заглянуть в глаза Фостеру, чтобы убедиться, убийца ли он.