Темное искушение
Шрифт:
– Не нужно, спасибо.
Он откинулся на спинку стула, а в его взгляде промелькнуло что-то похожее на веселье.
– Поздно вечером или рано утром? – Намек был ясен: он слышал мои крики и стук в дверь, но проигнорировал меня.
«Je suis calme. Tu es calme. Nous sommes calmes. Я спокойна. Ты спокоен. Мы спокойны».
– Мне просто трудно заснуть от всего этого волнения. – Сарказм – подлая сучка – часто брал надо мной верх.
– Я и не знал, что в моей комнате для гостей есть такие замечательные развлечения. – Его глаза сверкнули. – Ну… если не считать
Мы оба знали, что телевизор в комнате настроен так, чтобы показывать бесконечное порно. Волна холода пробежала по моей коже, пока я пыталась сбить поднимавшийся жар. Я не хотела возвращаться в ту комнату. Ему придется тащить меня, брыкающуюся и кричащую, именно это он и сделает, если я буду его злить.
– Я говорю не о телевизоре. – Сделав глоток горячего сахара из своей чашки, я почувствовала, как горит язык. Я понятия не имела, что скажу, чтобы объяснить предыдущую саркастическую оговорку, поэтому слова начали сыпаться сами по себе. – Просто… атмосфера тут… – Мой взгляд натолкнулся на Юлию, стоявшую в коридоре, которая напевала и расчесывала волосы фарфоровой кукле, сидевшей на столике с прочими безделушками. Я снова посмотрела на Ронана и заставила себя улыбнуться. – Это просто так романтично. Русская зимняя страна чудес, очень древние средневековые двери и разница в возрасте. Я словно живу в диснеевском мультике.
Понаблюдав за мной тяжелую минуту, он рассмеялся, глубоко и искренне, как будто не мог поверить в то, что только что слетело с моих губ. В его словах проскользнуло веселье.
– У меня такое чувство, что ты сейчас не совсем искренна.
– Понятия не имею, откуда у тебя такое чувство.
Я планировала в конце завтрака просить о более длинном поводке, но если он продолжит сидеть и смотреть на меня, не прикасаясь к своей тарелке, эта трапеза может затянуться. Было не просто продержаться хотя бы десять минут, не вызывая его неудовольствия, и каким-то образом проницательный ублюдок знал об этом. Он собирался сделать все как можно более болезненно.
Я попыталась отгородиться от его назойливого присутствия, но его взгляд и молчание жили сами по себе – два маленьких демона, сидевших у меня на плечах.
«Je l’ignore. Tu l’ignores. Nous l’ignorons. Я игнорирую его. Ты игнорируешь его. Мы игнорируем его».
– Я хочу пить, котенок.
Не донеся вилки до рта, я замерла от его томного тенора, практически требовавшего, чтобы я обслужила его. После секунды недоверия я позволила себе взглянуть на ленивого ублюдка, развалившегося на своем стуле и, как я уже знала по опыту, занявшему обе своих руки.
– Лень – это грех, – сказала я, прищурившись.
– Как и гордость, – ответил он. – На самом деле, считается самым тяжким из всех.
Тьфу. Теперь я должна обслуживать его, чтобы не стать еще большей грешницей. Я ненавидела того, кто потратил свое время, чтобы познакомить этого человека с Библией.
Я уронила вилку и заставила себя улыбнуться.
– Чай или воду, Дьявол?
Опершись локтем о подлокотник,
Моя босая нога начала нетерпеливо постукивать под столом, раздражение росло с каждой секундой, которую он тратил на то, чтобы принять чертово решение. Его ботинок мягко опустился на мою ногу, чтобы прекратить это.
– Чай.
Наливая ему чашку, я спросила:
– Сахар?
– Нет.
Кубик сахара с всплеском опустился на дно его чашки, и я подвинула ее, надеясь, что на сахар у него аллергия. Как только я снова взяла вилку, он вновь открыл рот.
– Если подумать, вода была бы лучше.
Моя сдержанность лопнула, и наружу вырвались первые пришедшие в голову слова:
– Почему ты такой?
Мелькнула легкая искра веселья, но от неуважительного тона его глаза потемнели, и дорогой ботинок надавил на мою ногу немного сильнее.
– Ты самовлюбленная, я нахожу это забавным.
Хотя этот ответ не имел бы смысла ни для кого другого, он попал в цель и заполнил пространство между нами безмолвным осознанием. Он высмеивал мои рассуждения об удаче из нашего прошлого разговора. Дьявол так хорошо понимал работу моего хаотичного мозга, что я не была уверена, как это характеризует меня.
Ощущение близости сдавило мне горло, и я убрала ногу из-под его ботинка. Я, несомненно, упустила свой шанс получить сегодня какую-либо свободу, и мне не хватит смирения, чтобы молить о ней. Нужно было предупредить дальнейшие потери прежде, чем я почувствую острый укус клыков.
– Я могу идти?
Он прищурился.
– Нет.
Видите, вот что получается, когда я пытаюсь вести себя прилично.
Мы очень долго сидели в напряженном и неловком молчании. Я была уже сыта и развлекала себя тем, что разрезала остатки тоста на мелкие кусочки. Ронан даже не ел, а проверял сообщения, пока я была вынуждена сидеть словно ребенок за обеденным столом.
– Ты собираешься есть? – выпалила я. – Или предпочитаешь обедать человеческими сердцами в одиночестве?
Он поднял взгляд на меня.
– Ты знаешь, чем я предпочитаю обедать в одиночестве.
Не желая продолжать этот разговор, я сменила тему.
– Я хочу поговорить с папой.
– Сложно.
Моя кровь начала закипать.
– Скажи, ты продал свою душу, или у тебя это наследственное?
– Вероятно, наследственность играет в этом определенную роль. Ты должна понимать. В тебе течет кровь твоей матери.
Он мог унижать меня, как ему заблагорассудится, но я не позволю порочить память моей матери.
– Прекрати лгать о ней, – прорычала я.
Он приподнял бровь, изогнув губы в насмешке.
– Твоя мать была больной, котенок. Как те люди, которые душат щенят. Хотя я слышал, что это не мешало ей прекрасно трахаться.
Я выплеснула свой чай ему в лицо.
Все сдерживаемое негодование вырвалось наружу, словно конфетти из хлопушки, на странно спокойное лицо Ронана. Напряжение сожгло кислород в комнате прежде, чем все замерло в мертвой тишине. Я примерзла к своему стулу, кровь пульсировала адреналином и ледяным страхом.