Темное искушение
Шрифт:
Я отстранился, чтобы взглянуть на то, что сотворил – темные засосы. Хотя мне казалось, что до Милы я не делал подобного, что-то первобытное внутри меня наслаждалось тем, как я пометил ее, словно собственную маленькую шахматную доску.
– Мне кажется, красный – твой цвет, – сказал я ей, украшенной кровью и засосами, в постели гостевой комнаты.
– О да, – огрызнулась она, но слова ее были хриплыми, лишенными жара.
Когда я наконец провел большим пальцем по ее соску и ущипнул его, из влажных приоткрытых губ вырвался
– Ты называешь меня больным, – протянул я, – но мне кажется, ты тоже немного извращенка.
– Я ничуть на тебя не похожа.
Я вскинул бровь.
– Уверена?
– В том, что я не психопатка? Да.
– Я предпочитаю определение «социопат». Более социально приемлемо.
– Здесь все кричит о социальной приемлемости.
У этой девушки была странная способность забавлять меня, даже когда я серьезно намеревался превратить ее в свою временную безмозглую сексуальную рабыню. А я не любил, когда люди вставляли мне палки в колеса.
Я скользнул рукой по ее животу, между ног, и прижал большой палец к клитору, слегка надавив. Она крепко зажмурилась, пытаясь бороться с ощущениями, но когда я слегка потер, закусила нижнюю губу белыми ровными зубами и слегка качнула бедрами.
Это зрелище затопило меня густым жаром, прокатившимся по позвоночнику и тяжело осевшем в члене. Она была горячей, влажной и, судя по тому, что я узнал, очень узкой. Я хотел дать ей то, в чем она нуждалась: вставить два пальца, только чтобы увидеть, как закатятся ее глаза. Мысль о том, что она позволит мне в этот момент, опалила силу воли у меня внутри, пока кровь не начала стучать в ушах.
Я, может, и не занимался оральным сексом, и не любил, когда женщина брала контроль, но я не был эгоистичным любовником. Тем не менее, никогда раньше я не был так заинтересован в том, чтобы заставить женщину кончить. Я даже не мог сказать, что три женщины одновременно завели бы меня сильнее, чем одна эта девушка. Тот факт, что она дочь Алексея, был всего лишь глазурью на этом тошнотворном торте.
Наверное, она была профессионалом в этом невинном действии – соблазнении мужчин. Точно такой же, какой была ее мать до того, как появился Алексей, всадивший им пулю между глаз.
Мила сжала веревки в кулаке, закрыв глаза, румянец окрасил ее щеки. Я едва прикоснулся к ней, а она уже была близка к тому, чтобы кончить. Только идиот бы поверил, что он первый, от кого она кончает. Она была на взводе и не было ни малейшего шанса на то, что она оставалась девственницей, учитывая то, как она набросилась на меня.
Я убрал руку и спросил:
– Сколько мужчин заставили тебя кончить?
Она глубоко вздохнула: то ли облегченно, то ли разочарованно. Я не был уверен, что она сама это знала, но было ясно, что у нее нет никакого желания отвечать.
– Отвечай, – потребовал я.
Молчание.
Она была
У нее вырвался вздох, прежде чем она пронзила меня убийственным взглядом.
– Прошу прощения, я что, должна была вести счет?
Я стиснул зубы. Я поклялся себе заставить ее считать каждый оргазм, который ей подарю, пока она не начнет умолять меня остановиться. Прежде чем я успел поддаться желанию начать прямо здесь и сейчас, я убрал руку и встал.
– Плохие зверушки не получают награды.
Ярость погасила желание в ее взгляде.
– Ты получишь по заслугам, Дьявол. И когда это случится, я буду улыбаться, глядя, как тебя закапывают.
Черт. Это было сексуально. И раздражающе.
Я схватил ее лицо.
– Если я паду, прихвачу тебя с собой. Твоя Михайловская кровь будет охлаждать меня в аду.
Проблеск неуверенности мелькнул в ее глазах, а затем она уставилась в потолок, отвергая меня так высокомерно, как не посмел бы никто другой. Я грубо отпустил ее. С горячим приливом разочарования я вышел из комнаты и обнаружил, что Юлия одержимо оттирает кровь.
Эта женщина постучала в мою парадную дверь семь лет назад, не обратив внимания на оружие и охрану, и объявила: «Я хотела бы получить работу».
Я вспомнил, что видел ее дважды.
Когда я был маленьким, она накормила меня и моего брата горячей едой и пустила нас ночевать, когда во время снежной бури мы устроились в ее машине. Она также появилась в новостях, когда прокрутила своего мужа в мясорубке, не объяснив причин и отсидев десять лет в психушке. Мне следовало бы дважды подумать об этом, но вместо этого я распахнул дверь шире и сказал: «Можешь приступать».
Она доказала свою преданность, что в этом доме было бесценно.
Стоя на крыльце, я вынул из кармана Ильи пачку сигарет, достал одну и сунул ее в рот. Кровь тянулась по подъездной дорожке к гаражу, где Альберт возился с телом.
Я опустил пачку обратно в карман Ильи.
– Зажигалка?
Он потянулся за своей Zippo, щелчком открыв ее. Я закурил, глубоко затянулся и направился к машине, припаркованной на подъездной дорожке, прежде чем позвать стоящего в другом конце двора Павла.
Мой новый рекрут, долговязый и все еще не вышедший из подросткового возраста, помедлил.
Я наблюдал, как он идет ко мне, затягиваясь сигаретой.
– У тебя палка в заднице или что? – спросил я, выпуская дым уголком рта. – А может, прошлой ночью пробовали с подружкой что-то новое?
По двору разнесся смех. Парень покраснел.
– Нет.
– Поехали. Ты за рулем. – Я бросил окурок на снег и сел сзади.
Я ненавидел вкус сигарет, но мне нужна была доза никотина. Я вытащил из центральной консоли упаковку жвачки Big Red, бросил одну на колени Павлу, наблюдая, как он до белых пальцев сжимает руль.