Темное искушение
Шрифт:
«Тот случай» произошел в последний раз, когда мы виделись, когда она разгромила свою гримерку в порыве ревности, потому что я не принял переданное ею в записке предложение отсосать мне во время антракта.
Надя: Я переспала вчера кое с кем.
Я: Я в шоке.
Я не был в шоке.
Надя: Он вылизывал меня
Надя: Было приятно для разнообразия…
Она вела себя так, будто ей не хватало внимания, но я знал, что мужчины и женщины удовлетворяли
Павел подошел ближе, чтобы показать Миле что-то, его большой и указательный палец держали цепочку на шее. Мила шарахнулась от оружия так, будто могла заставить его выстрелить, просто находясь рядом. Он заметил ее подвеску и теперь показывал свою. Как мило.
Надя: Ронан…
Мила расплылась в улыбке, вероятно, гордо рассказывая о своем папаше-садисте единственному, кто готов был слушать, – и то потому лишь, что он хотел увлажнить свой член. Эта сцена начинала чертовски раздражать меня.
Я ничего не делал, но у меня действительно не было на это времени.
Я постучал по стеклу. Когда оба они взглянули на меня, я многообещающе взглянул на Павла. Он сглотнул, сказал что-то резкое Миле и ушел, оставив мою грязную пленницу пялиться на меня в одиночестве. Ее прозрачные глаза, должно быть, отравляли. Один-единственный ее взгляд пронзил мою грудь и разлил по телу нечто тяжелое и жадное.
Мой взгляд сказал ей: «Немедленно зайди в дом».
Ее молчаливый ответ был неважен, поскольку не включал даже намека на «подчинение», «рабство» и «анал». Взгляд Милы стал злее, прежде чем она уступила и пошла ко входу в дом.
Надя: Ты игнорируешь меня из ревности?
Я провел большим пальцем по подбородку, не зная, что такое ревность, но сымпровизировал.
Я: Обжигающей. Аж слов не хватает.
Надя: Ты придурок.
Я: Я занят. Прекрати писать мне.
Надя: Занят чем?
Я:
Надя: Рррр!
Я сел за стол и попытался собраться с мыслями перед завтраком. Мой взгляд зацепился за книгу на столе, и я поднял ее. «Потерянный рай», где Бог одерживает победу, а Дьявол проигрывает. Я слегка улыбнулся. Нужно будет заставить Милу читать мне это, пока я буду ее трахать.
Глава двадцать шестая
nedovtipa (сущ.) – не понимающий намеков
Я наблюдала, как Ронан наливает молоко в свою тарелку с фруктовыми колечками. Я не знала, что было более диким: тот факт, что он действительно импортировал американский продукт, или вид его убийственных татуированных пальцев, поднимающих ложку, полную цветных хлопьев, ко рту.
Когда я продолжила пялиться на него, он поднял взгляд, красивая бровь приподнялась, а затем последовал громкий хруст хлопьев на зубах. Зрелище было обескураживающим и разжигало зерно веселья у меня внутри, а мои губы покалывало при воспоминании о его губах.
– Язык проглотила, котенок?
Я изобразила безразличие к нелепой идиоме, но под кожей запульсировало; я разрывалась от вчерашнего унижения и жара, слишком похожего на то, что я когда-то чувствовала к нему.
– Голова болит, – соврала я.
– Знаешь, какое лучшее лекарство от головной боли?
– Жертвоприношение младенцев?
– Хороший трах.
Я знала, что он ответит, но его грубые слова все еще растекались по венам, словно горячая вода.
– Не знаю, с кем бы можно было заняться этим, не подскажешь?
– То есть то, как ты вчера терлась о мой член, мы обсуждать не будем?
Краска залила мою шею, но мне все же удалось ответить:
– Не-а.
– Кстати, пять с плюсом за изобретательность.
– Спасибо.
Он хохотнул и, после того, как тихий смех заполнил углы комнаты, подтолкнул ко мне коробку с хлопьями и миндальное молоко.
– Я не голодна, – сказала я.
Он прищурился.
– Ешь.
Я пристально смотрела на него секунду, но, зная, что это – не та битва, которую хотела бы начать, согласилась и налила миску, игнорируя глупое ощущение, возникшее при мысли о том, что он все еще заботится обо мне настолько, чтобы заставлять есть. Мое сердце предавало меня.
Расстроенная всем этим, я решила обойтись минимумом и начала перебирать сухие хлопья, съедая по одному за раз как можно медленнее. Выдерживая его раздраженный взгляд, я с сочным хрустом положила в рот фруктовое колечко.
Я не могла понять, или он хочет улыбнуться, или убить меня.
– Последний мужчина, который испытывал мое терпение так, как испытываешь его ты, плавает в Москве-реке, разрубленный на семь частей.
Кусочек хлопьев застрял у меня в горле, но я отказалась кашлять или отводить взгляд. Даже увидев, как Ронан убивает, я иногда забывала, что он за человек. Может быть мой взгляд был искажен побочными эффектами плена или его улыбкой, смехом, красивым лицом. Хотя в глубине души я знала, причина в другом.
Я заставила себя проглотить хлопья и отправила в рот следующие.
– Полагаю, прозвучит самовлюбленно, но я не мужчина.
– То, что ты женщина, не имеет значения.
Всплыло детское воспоминание о подруге отца, и я отвела взгляд, вдруг почувствовав тяжесть в груди.
– Мне не нужно особое отношение. – Я его не заслужила. – Стоит относиться ко мне как к любому, кто смотрит на тебя как-то не так.
– Я нахожу отвратительным твой менталитет жертвенного ягненка.
– Уверена, тебе трудно переварить самоотверженность, – с пониманием ответила я.
– Думаешь, раскусила меня, да?
– Харизматичный гангстер, интроверт в душе? С сексуальными отклонениями? Злодей с печальным прошлым, которому я отказываюсь сочувствовать? Если бы ты был предметом на экзамене, я бы сдала его.
В его глазах промелькнул намек на веселье.
– Понятия не имею, откуда ты взяла все это дерьмо.
Чего бы я никогда ему не сказала, так это того, что я тоже всегда была немного интровертом.