Тёмное пламя
Шрифт:
— Что же нам делать? — Алан за его спиной встревожен сверх меры. — Наш король не ответит.
На что не ответит?! И почему начальник стражи в боевой броне?
Джаред встает, отряхивает колени, словно смахивая сомнения.
— Будем делать, что можем, — тише и ровнее обычного отвечает он.
Страшна эта ровность — потаенный торфяной пожар, зреющий под землей, невидимый до тех пор, пока не прорвется огненным шквалом.
— Вы же не
— Алан!
Глаза Джареда загораются желтым. Металл в его голосе слышен и мне, словно меч встретил гардой меч.
— Зажигай. Костры.
Нехорошо, очень нехорошо.
Ох, мой Дей. Коридоры, коридоры. Как же темно и мрачно! Левая, самая высокая башня. Да, конечно, там же лежит Лили!
Странно темное небо в просвете окон. Где же Меви и Грей? Нет, наверное, им тоже нужно спать, мой Дей. Хоть иногда.
Лежащая посреди башни девушка, нет, женщина — беременная женщина! — вздыхает, шевелится, пробуждаясь от тяжкого, смертельного сна. Ох, все свершилось без нас? Дей, ты стоишь рядом… У нее огненные волосы и зелень весны в глазах. Где мы теперь? А! Кажется, нужно спросить — когда. Это не ты. Это…
Мидир. Ты похож на него тогдашнего, нетрудно ошибиться. Чуть темнее глаза, чуть светлее волосы, а взгляд еще более яростный и отчаянный.
Он берет очнувшуюся за руку, говорит о любви, возникшей из желания, о сыне, что должен родиться. Просит прощения — за все! — за насилие и обиду, за стертую память и наведенные чувства.
Но Этайн прощать не намерена.
Глаза рыжеволосой женщины полнятся не любовью. Понимание, шок, боль, ярость, гнев и… ненависть, подобно которой я еще не встречал. А я прожил много. Ненависть столь же сильная и страстная, какова была ее любовь, что смогла зажечь сердце волчьего короля.
Любовь, принадлежащая другому.
— Остаться? Ты, презревший законы гостеприимства, укравший жену у друга, предлагаешь мне… остаться?! Да будь ты проклят, Мидир! Будь проклят ты, твоя магия и твой мир — за то, что сотворили со мной!..
Та же женщина в глухом еловом лесу. Окровавленный комок, закутанный в тряпку, в дрожащих руках. Три тени вокруг, со всполохами еще более серых крыльев на плечах, шипят прошлогодней листвой, гонимой злым ветром:
— Отдай его нам. Ты же хотела. Убить.
— Хотела. Хотела!
Но Этайн лишь отшатывается от тянущихся к ней цепких недобрых рук, лишь крепче прижимает к себе новорожденного.
— Отдай его. Отдай!
— Нет! — куда тверже отвечает Этайн. — Это мой сын! И неважно, кто его отец!
Она в коконе силы, серые щупальца тянутся к ней и, наталкиваясь на невидимую преграду, отдергиваются.
— Неважно? — шепчут тени. — Твой муж пришел за тобой.
— Мой… — темное пламя в глазах земной королевы гаснет, она первый раз всхлипывает. — Мой Эохайд? Мое сердце! Как же я… Как я смогу вернуться к нему такой?! После всего?
— Он девять лет бился с Благим Двором, чтобы вернуть тебя. Его любовь не погасла… Он знает — ты отомстила так, что не снилось. Магии лишились даже мы!
Они явно недовольны, серые твари! Потеря любви их не тревожит — она всегда была лишь подручным инструментом. Как и жизнь.
— Что вам нужно от меня?
— Дай шанс на спасение этому миру.
— Все уничтожено, лишь мрак и пепел, — Этайн отрешенно проводит рукой по снегу, и он тает, чернеют даже жухлые прошлогодние травинки.
— Не ради себя. Ради мужа, ради вашей любви.
— Я не отдам ребенка! Весь этот мир не стоит одной жизни, его жизни! Что это будет за мир? Но я… подарю ему шанс.
Этайн закрывает глаза, собираясь с силами. Затем произносит Слова, они вырываются из ее рта синей вязью, поднимаются, оттеняя беспросветную черноту неба, с которого посреди летнего дня сыпятся и сыпятся колючие белые звезды…
Одна любовь смогла пронзить завесу Нижнего мира, так пусть другая — спасет его. Этайн говорит об Иной, об Искуплении, об Истинном короле. Она открыта, кокона больше нет.
Серые тени хороводят вокруг женщины, то вскидывая рукава серых хламид со всполохами пламени, то опуская их. Но как же они не похожи на чистых фей в глазах Бранна! Не-сущие-свет высасывают силу и тепло, отправляя ее вверх, вверх — в холодное черное небо. Но часть прижимисто оставляют себе.
Магия, что билась в женщине неослабевающим ключом, пропадает. Этайн падает наземь, и тени забирают ребенка из ее ослабевших рук…
Мой Дей, мы опять в левой башне. Твой отец напряжен и готов ко всему, он внимает словам друидов.
— Значит, Проклятие можно снять? Я знал — знал! — Этайн великодушна. Где она? Я должен поговорить с ней!
— Мы отдали Этайн ее мужу. И закрыли дорогу, — шепчут тени. — Они уже в Верхнем. Ши теперь смогут попасть туда лишь в краткий миг Самхейна. А Этайн уверена теперь, что все эти годы пробыла лишь пленницей в замке волчьего короля. Эохайд только рад подтвердить ей это.
Мидир сжимает кулаки. Спрашивает, пытаясь сберечь хоть что-нибудь из прежнего мира, от той любви, что все еще пылает в его глазах:
— А как же ребенок, мой сын? Где он? Про него она тоже забыла?
— Тебе извес-с-стно, что она хотела с ним сделать, — шипят друиды, словно не желая больше ни слушать, ни отвечать.
— Вы довольны? Вы — довольны?! — с гневом и болью повторяет Мидир.
О, мой Дей! Прядь его волос белеет на глазах — от виска до кончика, словно ледяная волна бежит по темной воде. Четче обозначаются морщины, теперь его уже не спутаешь с тобой. Но яростный желтый огонь в глазах разгорается сильнее — после еле слышного шепота Не-сущих-свет: