Темное время суток
Шрифт:
Кадилов докурил сигарету и выбросил бычок. В окно.
— И ты, Никита, никогда не был в оккупированных слоях?
Рамон покачал головой.
— Ясно. Только авангарды.
— Вроде того. А ты?
— По-всякому.
— Я хотел сказать — сейчас.
— А… — Кадилов на некоторое время задумался. — Иисус сказал мне: иди в сей край, истребляй нечисть.
— Я серьезно.
— И я. Видишь ли, Никита, у оккупированных реальностей нет будущего. Лишь надежда. Они собирают отовсюду таких, как мы. Отдают последнее. Форт — их последний шанс. Собрать армию и двинуться в крестовый поход. Вернуть свое. Пусть не все. И не сразу. Ты
— Кажется, да.
— Переверты — как саранча. Они рвутся во все параллели, вытесняют наш вид. Замещают собой. А здесь… они сломают себе зубы.
— Почему?
Ефимыч достал еще одну сигарету.
— Командование Форта хочет открыть врата. У себя. Для этого нужно несколько человек, сильных магов. Представителей разных каст. Один из них — я. И, возможно, Азарод.
Рамон сбросил скорость до пятидесяти. Трасса была отвратительной.
— И что? В Форт начнут стекаться добровольцы?
— Не то слово. Формирования. Если мы победим тут, опробуем схему на других слоях.
Рамон кивнул. Предстоящее побоище его не вдохновляло. Слишком смахивает на тупую мясорубку. Оборотни действуют умнее. Да и не под силу Форту собрать такую армию. Это индустриальный мир. До вторжения здесь жило несколько миллиардов людей. Пусть остался миллиард. Пятьсот миллионов. Все равно — слишком много.
— Не прокатит.
Ефимыч выпустил дымное колечко.
— Ты плохо знаешь врага, Никита. Переверты неорганизованны. Они атакуют стаей, как звери. Они и есть звери. Тактическое мышление у них недоразвито, поступками правят инстинкты.
Рамон фыркнул.
— Однажды мне довелось держать оборону в заброшенном доме. Пятнадцать человек, все вооружены. Мы контролировали дверь, чердак, окна второго этажа. На первом заколотили все щели, настроили баррикад из мебели. Твари забрались на крышу с соседнего дома, спрыгнули на балкон и загрызли двоих наших. Затем попали внутрь… Уцелели немногие.
— Надо было поставить автоматчика на крыше.
Рамон не ответил.
Машина въехала на мост. За ограждением в ярких солнечных лучах серебрился левый приток Нимана. На карте он назывался Потаром. Дальше дорога шла под уклон, сворачивала и…
Рамон резко ударил по тормозам.
Взвизгнула резина.
Машина остановилась. Проснулся Леа, непонимающе уставился в боковое стекло.
— Дорожные работы, — констатировал Кадилов.
В трех метрах от «чероки» начинался котлован. Шоссе перерыли, куски взломанного асфальта торчали подобно кривым зубам доисторического монстра. Почти к самым колесам тянулись глубокие трещины. Груды вывороченного желтого песка вперемешку со щебенкой дополняли пейзаж. А для надежности неведомые ремонтники свалили парочку сосен, перечеркивавших саму мысль о том, чтобы проехать по настилу. Справа вздымался холм, слева зловещий катаклизм нагромоздил залежи бурелома.
Рамон отъехал с десяток метров на задней передаче и заглушил мотор. В зеркальце заднего вида отражалось внимательное лицо Ефимыча и приготовленный им к употреблению обрез. Правая рука Рамона, пошарив по пустому переднему сиденью, наткнулась на «аграм». Молодой китаец застыл, вслушиваясь в тишину, нарушаемую лишь стрекотом сверчков у обочины.
— Копали недавно, — сказал Ефимыч.
— Вижу.
Помедлив, Рамон открыл дверцу и выбрался из джипа, держа пистолет на уровне живота.
Ничто не вторгалось в утреннюю идиллию.
Рамон осторожно приблизился к краю котлована. Никаких труб, разумеется, на дне не было. Впрочем, как и стен древних поселений.
— Поехали, — предложил Ефимыч, когда Рамон сел за руль.
— Куда?
— В лес. Объезд искать.
Ночь
Полину он встретил год назад. На вечеринке, организованной общими знакомыми. Разумеется, тогда Рамон и не догадывался, что оба они принадлежат профсоюзу. Собрались на даче в Зеленом Бору. Двухэтажный деревянный коттедж, природа, шашлыки… Два десятка пьяных обормотов, орущих что-то под гитару, непонятные, ненужные разговоры… Рамону было плохо. Он переживал свой первый развод и систематично, день за днем, напивался. В его алкогольном марафоне не нужны были попутчики. Он почти ни с кем не общался. Одиночество — он наконец-то понял, что это такое. Ты просыпаешься на надувной кровати в пустой квартире и грустно улыбаешься утру. Вокруг тебя голые стены. Окна распахнуты в неумолимо надвигающуюся осень. Ты идешь на кухню и пытаешься сварганить что-нибудь из останков вчерашней закуски. Твой телефон отключен, никто не позвонит и не нарушит покой. В какой-то момент это начинает нравиться. Рамон покупал банку пива и бродил по иероглифам улиц. Сидел в полупустых кинотеатрах и смотрел экспериментальное европейское кино. Курил марихуану на задворках мегаполиса… У них не было детей. Существенно облегчает процесс, сказал юрист.
В тот день Никита поступил как обычно — забился в дальний угол с бутылкой водки и начал приобщаться к истине. Он не понимал, зачем приехал сюда. «Познакомишься с девчонкой. Расслабишься. Хватит грузиться, Рамон».
— Скучно?
Он перевел взгляд на девушку. MP3-плеер вгонял в уши атмосферу дарквэйва.
— Нормально.
Средний рост, безупречная фигура, стильная прическа. Голубые глаза. Во что она была одета? Что-то брэндовое.
— Ничего, если я посижу рядом?
— Пожалуйста.
— Меня зовут Полина.
— Никита.
— Бывал тут раньше?
— Нет.
— Я тоже.
Рамон понял, что углубиться в себя не выйдет.
Они проговорили чуть ли не до рассвета. О всякой всячине. Сейчас и не вспомнишь. Пересекающиеся интересы, парочка общих друзей… Потом компания переместилась во двор, к костру. Возникли гитара, пиво и жареные колбаски. Сколько лет прошло, все о том же гудят провода…
Девочка с глазами из самого синего льда.
На следующий день компания разъехалась. Он часто вспоминал тот вечер. Ни позвонить, ни написать. Некуда. Не спросил.
В мире Рамона угроза перевертов серьезно не воспринималась. Общество эпохи глобализма не думало о параллельных слоях. Поэтому профсоюз не спешил афишировать себя. Очень давно ведуны, умеющие чувствовать и открывать порталы, объединились с охотниками в мощную организацию, имеющую целью заработать на чужой проблеме. Профсоюз набирал и обучал охотников, брал с них клятву о неразглашении и засылал в срезы, кишащие всякой пакостью. Высшее профсоюзное руководство наладило контакты более чем с полусотней миров. В некоторых слоях имелись аналогичные структуры. Рамон не знал, как производятся расчеты. Он получал в конверте аванс, позже, по возвращении — основную часть гонорара. Детали его не волновали.