Темные удовольствия
Шрифт:
Бек. Старое мамино прозвище. Я ненавидел, когда его использовали, но почему-то в устах Евы оно звучало иначе. Оно было другим. Новым. Я не возражал против этого.
— Где тогда повязка? – вмешался я, когда Ева и Маркус сместились поближе друг к другу.
Ее девственно-белый хлопковый топик стал полностью прозрачным в воде, и теперь ее темные соски подмигивали мне. Маркус, должно быть, тоже их видел. Темная одержимость наполнила меня, иррациональная и неоспоримая. Я протянул руку, схватила фанатский шарф Геллионов, лежащий в пределах досягаемости от джакузи, и бросил его Маркусу.
— Правила есть правила, –
Она закатила глаза, из нее так и лилась дерзость. Это злило и возбуждало одновременно.
Просто продолжай пополнять свой счет, Золушка. Я с удовольствием заставлю тебя заплатить.
Маркус завязал ей глаза шарфом, а затем вопросительно поднял бровь. Я мотнул головой в сторону ступеней. Я хотел, чтобы он ушел.
На этот раз Маркус просто усмехнулся. Он уже всё сказал раньше. Я был лжецом. Я замечал Еву во всех отношениях. Ничего не мог с собой поделать. Я видел ее во снах. Но он понятия не имел о том, что она сделала, и обо всем, что произошло между нами. Начиная прямо с нашей первой встречи, когда нам было по тринадцать лет, и она увидела то, что никогда не видела ни одна живая душа. Вплоть до всех тех признаний, произнесенных шепотом в темноте, которые она отвергла, когда ушла, оставив меня без внимания в больнице.
Никому нет дела до тебя, Беккет. Ева стала просто еще одним доказательством того, что моя мачеха была права все эти годы.
— Маркус? – Тихо позвала Ева. Теперь у нее были завязаны глаза, и она была чертовски соблазнительна.
Я придвинулся ближе. Маркус без возражений покинул джакузи, предоставив мне возможность сосредоточиться на моей новой маленькой зависимости. Заменил ли я свое пристрастие к болеутоляющим таблеткам мыслями об этой девушке? Возможно. Однако не это делало меня безумным. Мое безумие проявлялось в том, что я хотел, чтобы она плакала и умоляла меня о прощении. Чтобы она ползала передо мной. Я вырос в окружении всей роскоши в мире. Никогда не было ничего, что я не мог бы получить. До Евы. Я хотел, чтобы она сдалась. Я хотел, чтобы она извинилась и сделала это искренне, черт возьми.
Ты хочешь, чтобы та ночь была настоящей.
Нет. Мне наплевать на это, – возразил я голосу в своей голове. Я хотел лишь погубить наконец девушку, которая всегда видела во мне слишком много. Все приходит к тому, кто ждет, а я ждал возможности сломать свою маленькую Золушку много лет.
Ева притихла, уязвимая, красивая и такая чертовски доверчивая. Выбившиеся пряди спускались по ее влажной шее и касались плеч. Ее полные губы были приоткрыты, готовые к поцелую. Поцелую Маркуса. До сих пор она отстойно следовала моим правилам.
Темная ярость разлилась в моей груди при мысли о том, что она позволила бы Маркусу поцеловать ее. Верхушки ее потрясающих грудей торчали из воды, блестящие и гладкие, требующие моего внимания. Я был чертовски тверд в течение последнего часа, и недостаток кровообращения сказывался на моем мозге. Я без тени сомнения знал, что мне нужно прикоснуться к ним снова.
Я наклонился и легко поцеловал ее, как, по моим представлениям, сделал бы Маркус. Она замерла, не реагируя. Что-то первобытное и беспричинное во мне порадовалось тому, что она никак не отреагировала. Через секунду Ева расслабилась, явно решив, что выполнила свою роль в игре. Моя рука сомкнулась на ее затылке, и я снова захватил
Я привлек ее в свои объятия; прикосновение ее влажной кожи вызывало привыкание. Вода смягчила наше столкновение, и я сел на скамейку в воде, притягивая ее к себе на колени. Она охотно подалась вперед, раздвинув ноги, чтобы оседлать мои бедра и устроить свою киску прямо на моем члене.
Давление было чертовски потрясающим после целого часа стояка и желания. Она задвигалась вдоль длинной, жесткой выпуклости, инстинктивно понимая, что нам обоим нужно. Ее руки поднялись к моим щекам и обхватили лицо, точно так же, как в ту ночь. Это была нежность, которой я никогда не испытывал и на которую не имел права.
Никто не видел меня так, как она, и я ненавидел это в ней. Я хотел придушить ее. Я хотел утопить ее. Я хотел, чтобы мое имя было первым, о чем Ева думала утром, и последним, что она вспоминала ночью. Я хотел владеть ее мыслями, как она владела моими.
Я держал ее влажное, податливое тело у себя на коленях, положив одну руку ей на поясницу, а другую – на затылок, удерживая ее в ловушке, на случай, если она даже подумает о том, чтобы отстраниться. В этот момент мы были одни на крыше, однако, я не смог бы остановится, даже если бы кто-то прервал нас.
Мой язык скользил между ее губ, поглощая ее, забирая все, что я хотел, и оставляя ее бездыханной. На вкус она была точно такой же, как в ту ночь. Как что-то опасное, вызывающее привыкание.
Ева прикусила мою губу, так что я прикусил ее. Она вздрогнула, когда я это сделал, хотя мой укус был в сотни раз нежнее. Ей понравилось. Я попробовал еще раз, на этот раз втянув ее нижнюю губу в рот и слегка покусывая ее. Ее дыхание сбилось, а руки скользнули по моей влажной коже. Мои руки прошлись по ее телу и переместились на груди, обхватив их. Она дрожала, пока я снова и снова проводил большими пальцами по твердым соскам.
Я целовал ее до тех пор, пока она не обмякла в моих объятиях. Ее губы припухли, щеки раскраснелись. Только когда она наклонилась ко мне, отчаянно желая, чтобы я не останавливался, я отодвинулся.
Она тяжело дышала, я тоже. Ее вес на моем члене сводил меня с ума, но мне нужно было притормозить, пока я не потерял контроль над собой. Он уже висел на волоске, когда дело касалось Евы. Она облизнула губы, ее грудь все еще поднималась и опускалась, словно она пыталась отдышаться. Затем она заговорила.
— Маркус?
Я застыл. Маркус?
Ева подняла повязку. Ее глаза встретились с моими и расширились от удивления.
— Подожди, а где Маркус? Я думала, что целуюсь с ним, – сказала она смущенно и попыталась слезть с меня.
Я удержал ее на месте.
— Скажи это еще раз, – процедил я. Каждый раз, когда сталкивался с Евой, я думал, что испытывал весь свой спектр эмоций, но каждый раз она погружала меня в новые глубины. Гнев, разочарование, собственничество и похоть. Все эти чувства кружились вокруг нас, когда мы соприкасались. Сейчас же они переросли в бушующий ураган.