Темные воды Тибра
Шрифт:
– Да, в философском направлении твоего грязного ума тебе не откажешь. – Сулла встал в позу, в которой обычно принимал решение.
Угодливый гость пал на одно колено и снизу одним глазом впился в подбородок патриция, что-то обезьянье появилось в его облике.
– Ты забавен, хотя и подл. Возможно, умен. Пожалуй, действительно не слишком опасен; правда, откуда мне может быть это известно сейчас? Неизвестно, до какой степени ты мне верен…
– Всецело и всецелейше, лучезарный и непобедимый! Рассуди сам, что я без места при тебе?! Свободный оборванец. Свободный для того, чтобы всякий, кто сильнее и богаче, пнул меня или даже растоптал. Потерять тебя – для меня трагедия. Нищета и гибель! Я полностью, со всею страстью и силою моей изворотливости на стороне твоего успеха.
– Только успеха?!
– О, не торопись с саркастической усмешкой. Я на стороне успеха в том смысле, что я на стороне Суллы, который пойдет от победы к победе. Если ты тот Сулла, о котором я мечтал, то я – твой, то есть более чем раб. И я нужен тебе такой, какой я есть, ибо я ценней телохранителя, умней советчика, богаче банка, больше партии. То, что я при тебе, свидетельство, что ты – Сулла! «Счастливый», как о тебе твердят повсюду, – и в казармах, и на рынках.
– Ты похож на пифию, впадающую в экстаз, остановись!
– Мне хочется закончить разговор, находясь в здравом уме и твердой памяти.
Гость вскочил с колен и попятился к стене. Все же слегка кланяясь.
– Повторяю, ты меня немного позабавил своим жарким и не совсем внятным лепетом, но у всякого старинного знакомства есть свои обязательства. Я дам тебе возможность попробовать остаться при мне.
Покрытое белыми полосками шрамов лицо искривилось.
– Ты собираешься меня проверять, о Сулла?!
– Ты это себе позволил в отношении меня, почему я должен быть лишен такой возможности?
Гость склонил голову, ожидая своей участи.
– Завтра, по всей видимости, мне предстоит одно дело. Очень опасное дело, – Сулла вдруг осекся и погладил щеку, – хотя, может статься, будет разрешено оно легко. Сейчас неизвестно. Так вот, хочу я у тебя спросить…
– Соглашусь ли я сопутствовать тебе в этом испытании? Конечно, соглашусь. Легко! Не задумываясь, ибо мне теперь нет нужды задумываться, я все, что касается наших с тобою отношений, обдумал наперед. Если ты идешь в жерло вулкана – я следом. Да, тогда, два года назад, несмотря на спектакль в твоем бальнеуме, несмотря на то, как ты управился со своими жрецами, я не решился стать твоим кавалеристом. Теперь я решился, командуй, что нужно делать?
Сулла с силой швырнул чашу в голову говорившего, она чудом не попала ему в лицо, кривая широкая струя залила стену. Квестор спокойно сказал:
– Ты весьма осведомленный человек. Может быть, ты мне скажешь, что я подразумеваю, говоря о завтрашнем деле?
Шрамы на лице говоруна побелели. Он помотал головой.
– Это скрыто от меня. Да мне этого и не нужно знать. Я же говорил только что про вулкан…
– Какой еще вулкан? – поморщился Сулла.
– Жерло коего полыхает. Если я готов идти в жерло, что мне до…
– Я понял. Ты согласен со мною отправиться завтра. Тогда иди и ложись спать. Мне еще нужно закончить кое-какие дела.
– Прости, но я не могу уйти прямо сейчас.
– Что еще? Ты начинаешь меня всерьез раздражать!
– Одно дело, касается оно меня. Очень важное.
– Что ты, каналья, имеешь в виду?
– Имя.
– Какое имя, чье?
– Мое, надо дать мне имя. Не могу же я называться своим настоящим, согласись, господин.
Сулла нервно дернул щекой.
– И своим прежним, под которым меня знают местные шлюхи, не могу. У него слишком неприятная и разнообразная слава.
– Насколько я успел тебя узнать, ты уже что-то придумал на этот счет, выкладывай.
– Давай я буду называться Марк Карма. Я заменю его во всех отношениях. Как секретарь, как письмоводитель, как молчаливая статуя в присутствии посторонних; как соглядатай, как лжесвидетель, как отравитель, как наложник, коли у тебя возникнет такая фантазия, хотя, скорее всего, не возникнет. – Квестор пожалел, что у него нет под рукой ничего более тяжелого, чем чаша. Нет, кажется, есть – кувшин, только до него надо дойти, он на другом конце стола. – Посуди сам, должно же у меня быть какое-то естественное место в твоей свите. Частью обязанностей я неизбежно пересекусь с этим персом. Начнутся интриги, доносы, тебе придется выбирать между им и мной. Зачем захламлять и без того запутанную жизнь?
– Ты что, предлагаешь мне удалить Марка?
– Не надо, это опасно, он настолько предан тебе, что, будучи несправедливо обижен, он возненавидит тебя и станет опасен. Ведь ему известно о столь многом.
Сулла повертел в руках кувшин.
– Тогда остается одно – убить верного друга и преданного слугу. – Квестор представил эту мысль как очевиднейшую, вопиющую бессмыслицу. Усмехнулся сам и ожидал появления неловкой усмешки на устах гостя, как человека, попавшего в явный логический тупик.
Гость и не думал улыбаться.
– И ларами клянусь, и пенатами, такой человек, как ты, не должен попадать в столь щекотливые и неприятные положения. А чтобы подобное не случалось, есть я. Я, твой раб.
– Я не понимаю тебя, – подозрительно нахмурился Луций Корнелий.
– Я уже зарезал Марка Карму. Сегодня днем.
– Зарезал?
– Его же ножом. Клянусь, у меня было не менее двух поводов сделать это. О первом ты хорошо осведомлен, о втором я тебе расскажу, как только ты меня попросишь.
Сулла поставил кувшин и взялся за рукоять меча.
Ночной наглец, кажется, всерьез испугался.
– Погоди, ты сто раз успеешь меня убить, но, убив, потеряешь возможность выслушать.
Лезвие с медленным шипением, как змея, выползло из ножен, по нему туда-сюда, извиваясь, ползали отсветы пламени.
– Понимаешь, я обрек его на гибель своей откровенностью. Увидев меня сегодня утром, он бросился с упреками за то, что я предал тебя во время кавалерийского броска к двугорбой вершине. Он не хотел меня допускать к тебе, представляешь!