Темные воды
Шрифт:
– У вас маниакальная антипатия к несчастным зверюшкам, – не смола сдержать смешок София.
Тёмный Лорд вернул улыбку.
– Что тут скажешь? У каждого свой рок. Потом было ещё одно происшествие. Раз в году несчастных сироток вывозили на природу. Чаще в деревню; гораздо реже, к морю. Друзей в приюте у меня так и не нашлось. Но, если люди чувствуют в тебе силу, всегда найдётся кто–то, готовый лизать пятки. Энни Бенсон и Деннис Бишоп в тот год следовали за мной попятам, повсюду. Мы носились по песчаному дну, покрытому вонючими ленточными водорослями и лужицами солёной воды. Исследовали пещеры, отыскивая новые подземные ходы, в которых
Если ты нуждаешься в ком–то, ты начинаешь от него зависеть. Если тебе никто не ненужен, ты независим, ты неуязвим. Именно у магглов я начал постигать эту простую науку.
В мире, лишённом магии я жил, словно в психологическом вакууме. Один, несмотря на то, что изо дня в день меня постоянно окружали люди. И вот однажды появился он: серебренноволосый волшебник с длинной бородой и умными проницательными серыми глазами.
– Я – профессор Дамблдор, – заявил он высокомерно, взирая на меня сверху вниз.
Насторожившись, я отодвинулся:
– Вы – доктор? Зачем вы пришли? Я не поеду в дурдом. Отправьте туда эту старую кошку.
Я изо всех сил пытался скрыть жгучий страх напополам с белой яростью.
Последнюю я вообще пытался игнорировать – обычно в таком настроении и случались различные неприятности, из-за которых приходилось опасаться вмешательства специалистов душевного профиля.
– Я не из дурдома, – прозвучало в ответ. – Я – учитель. Если ты посидишь минутку спокойно, я расскажу тебе о Хогвартсе. Не захочешь там учиться, никто не станет заставлять.
– Посмотрел бы я на тех, кто попытается, – оскалился я.
Мне в тот момент было действительно страшно. Я был готов покончить с собой, но не отправляться в дурку. Если потребуется, убить и этого высокомерного профессора, и ненавистную миссис Коул. Всё что угодно – только не психиатрическая больница.
– Я знаю, что ты не сумасшедший, – серьезно, проникновенно промолвил тогда Дамблдор. – Хогвартс – это школа для волшебников.
Я замер.Если существует такая школа, тогда… но такого просто не может быть. Словом, моё состояние в тот момент именно ты, София, можешь прекрасно себе представить, потому что недавно прошла через нечто подобное.
Попытавшись заглянуть в голову к старикану (читать мысль я мог всегда, задолго до того, как узнал о легилеменции), вместо живого разума наткнулся на пустоту.
Даже у животных мозг беспрестанно транслирует какую-то картинку. То, что я не мог ничего увидеть в голове этого человека, заставило меня почти поверить ему.
– То, что я умею – это колдовство? – напряженно и недоверчиво спросил я.
– А что ты умеешь?
– Двигаю вещи, не трогая их руками. Заставляю зверей делать то, что мне надо, без всякой дрессировки. Могу сделать тем, кто меня раздражает, что-нибудь нехорошее. Если захочу, могу причинить им боль.
– Ты – колдун, – холодно блеснув глазами, кивнул мужчина.
На мгновение я почувствовал себя счастливым. О таком я и мечтать не смел!
В темнице открыли окно, ворвался свежий ветер…
Я рванулся к человеку в странных летящих одеждах, почти как к родному:
– Вы – тоже колдун?
– Насколько я понимаю, ты принимаешь предложение учиться в Хогвартсе?
– Конечно!
– Тогда тебе следует обращаться ко мне «профессор» или «сэр», – отстраняющим тоном оборвали мой порыв.
Я понял, то, что этот человек колдун, не сокращает дистанции между нами. Волшебник не помочь хочет, он просто выполнял то, что считал своим долгом. Сам я ему был крайне неприятен, как неприятна грязь, приставшая к начищенным до блеска ботинкам. Ему было мерзко разговаривать с миссис Коул; находиться со мной в комнате, дышать одним воздух. Он – чистокровный волшебник. Я – грязный полукровка. Только об этом я тогда ещё не знал.
– Извините, сэр.
Попятился я, чувствуя себя так, как будто распахнул душу, а мне туда смачно плюнули. Вежливо так, воспитанно харкнули. Утонченно, можно сказать.
Следом за этим диалогом Дамблдор наглядно продемонстрировал, какое я дерьмо и полное ничтожество, вызвал огнь очищающий, явив моему, неготовому раскаяться взору, украденные вещи. Всякую ерунду. Я даже не помню, что там было: какой–то наперсток, чертик на веревочке.
Ему, выросшему в богатой семье магов, сама способность польститься на такую мелочь, казалась странной. Мне прочли лекцию о том, что воровство в Хогвартсе, мягко говоря, не одобряется.
Я уже все успел понять, а он все нудел и нудел…
Я честно заявил, что денег у меня нет. И понял, что это тоже сочтено за наглость. Скривившись, словно заглотил ложку не разбавленной лимонный кислоты, профессор протянул мне мешочек с деньгами. Никогда за всю длительную жизнь, ни до, ни после, меня не унижали до такой степени.
С первых дней в Хогвартсе я почувствовал утопичность собственных надежд на новую жизнь. Оказалось, в магическом мире предрассудков, гонора и человеческой глупости ничуть не меньше, чем в мире магглов: чистокровки, полукровки, грянокровки – социальная градация была четкой и строгой.
Магглы не хотели со мной общаться, потому что я был маг. Маги игнорировали, потому, что видели во мне маггла.
Дамблдор не раз внушал своим приспешникам, что друзей у меня нет. Они мне, якобы, не нужны. На самом деле это такая же неправда, как и всё, что он обо мне говорит. Неправда, продиктованная предвзятым, с самого начала, отношением. У меня были друзья. Старший Лестрейнж. Иван Розье. Тот же Долохов. Я прошел с ними долгий путь.
Когда я впервые убил, я пришел к ним, к моим друзьям, – потерянный, раздавленный, сломленный. И они меня поддержали, помогли выжить. Они стали для меня семьёй, которой я не имел.