Тёмный Принц

Геммел Дэвид

— Что во мне бушует, тебя не касается, — огрызнулся Аттал.

"Жрец ушел! — просигналила Фина. — Горгон отогнал его."

Парменион вплотную приблизился к македонянину. — Теперь слушай внимательно, враги повсюду вокруг нас — и если мы хотим выжить — мы должны быть едины и духом, и силами. Думаешь, что я твой недруг? Возможно, что и так. Но здесь я зависим от тебя. А ты должен довериться мне. Без этого наши надежды — и без того слабые — окажутся и вовсе тщетны. Нам обоим угрожал Дух Хаоса. Но я предпочту

не обращать внимания на его слова. Он ничего не знает о будущем — а я всегда буду оставаться хозяином своей судьбы. Как и ты — ибо мы сильные люди. Ну так что… могу я доверять тебе?

— К чему этот вопрос? Ты же не поверишь мне, ответь я то, что ты ждешь услышать.

— Ошибаешься, Аттал. Скажи слова, и я буду им верить.

Мечник ухмыльнулся. — Тогда можешь верить мне, — произнес он. — Доволен?

— Да. Теперь отдохнем два часа — и затем двинемся на юго-запад.

— Но ты сказал…

— Я передумал.

"Ты не можешь доверять ему", — пульсировала Фина, но Парменион проигнорировал ее.

Растянувшись на холодной земле, он закрыл глаза. Повсюду вокруг, как он и сказал, были враги, надвигавшиеся с трех сторон и ведомые несокрушимой силой Царя Македонов. Спартанец пересчитал своих союзников: умирающий минотавр, жрица, порочный головорез и Лесной Царь, погрязший во зле.

Его мысли не были обнадеживающими, а сны были полны кошмаров.

***

Аттал лежал без сна, со смешанными мыслями. Угроза от демона довлела над ним, сжимала сознание огненными пальцами. Казалось, так просто прокрасться через лагерь и провести кинжалом по горлу мальчишки. И угроза будет нейтрализована. И все же ребенок был сыном Филиппа — единственного человека на свете, дружбы которого добивался Аттал.

Мне не нужны друзья, сказал он сам себе. Но слова отозвались эхом в его разуме, плоские и неубедительные. Жизнь без Филиппа теряла всякую ценность. Он был для него солнцем, тем единственным теплом, что знал мечник после детских лет.

Ему не обязательно знать, что ты зарезал его сына. Эта мысль на какое-то время засела у него в голове. В какой-то момент он мог бы выманить Александра подальше от остальных и убить его по-тихому. И разбить тем самым сердце Филиппа.

Когда Аттал перелег на другой бок, наступила темнота, тонкие пучки лунного света пронзали нависающие деревья. Послышался звук, тихий посвист, как рассекающий воздух прут, и Аттал поднял взгляд, увидев Пожирателя, слетевшего с верхних ветвей высокой сосны. Существо мягко приземлилось и тихо подкралось к спящему Александру.

Мечник не шевелился. Крылья сложились, Пожиратель навис над ребенком, протягивая руки…

Вот оно, невольно подумал Аттал, избавление!

Когтистые лапы твари устремились к Александру. Кинжал Аттала рассек воздух, блеснув в лунном свете, и вонзился в спину Пожирателя. Чудовище издало пронзительное верещание. Одно крыло вскинулось, но второе было пригвождено кинжалом к спине. Горгон вскочил на ноги и подбежал к Пожирателю. Умирающая тварь запнулась и повалилась наземь лицом вниз. Парменион и остальные, разбуженные криками

Пожирателя, сбежались вокруг еще дергающегося трупа.

Аттал стоял за ними, вытирая кинжал.

— Осторожнее, — буркнул Горгон, — кровь ядовита. Одно прикосновение — и ты труп. — Аттал вонзил клинок в землю у себя под ногами и вытер его о мох прежде чем вложить обратно в ножны.

Горгон перевернул Пожирателя на спину. — Этот был из моих, — сказал он. — Пора убираться отсюда.

— Ты спас меня, — проговорил Александр, подойдя к Атталу и заглядывая ему в лицо снизу вверх.

— Ты удивлен, мой принц?

— Да, — ответил мальчик.

— Ну а ты? — спросил Аттал Пармениона.

Спартанец покачал головой. — Отчего мне удивляться? Разве ты не давал мне слово?

— Произнесенные слава — это лишь негромкие звуки, которые растворяются в воздухе, — тихо сказал Аттал. — Не вкладывай столько веры в слова.

— Будь оно так, ты бы не вмешался, — парировал Парменион.

Аттал не нашел, что ответить, и поспешил уйти, преисполненный чувства вины и невеселой самоиронии. Как ты мог быть таким глупцом, пилил он самого себя? Отойдя к своей постели, он собрал плащ, который использовал вместо одеяла, стряхнув с него грязь и в очередной раз заколов его на плече брошью из туркиса, которую дал ему Филипп.

Остальные тоже готовились к отходу — кроме жрицы, молчаливо сидевшей под раскидистым дубом.

Голос Горгона нарушил тишину. — Держитесь меня, ибо там, где мы пойдем, царит тьма и многие опасности. — Но Фина по-прежнему сидела под деревом. Аттал подошел к ней.

— Мы готовы выдвигаться, — сказал он.

— Я не пойду с вами, — прошептала она.

— Тебе нельзя оставаться здесь.

— Я должна.

Тут к ним подошел Парменион, и ясновидящая подняла взор на Спартанца. — А ты иди, — сказала она, натянуто улыбаясь. — Я присоединюсь к вам, как только смогу.

— Зачем ты это делаешь? — спросил Парменион, опускаясь на колено рядом с ней.

— Я должна задержать Македонов — и обмануть Царя-Демона.

— Как? — спросил Аттал.

— Вот так! — сказала она, указывая пальцем через лагерь. Аттал с Парменионом обернулись… и увидели самих же себя, по-прежнему спящих у костра, который горел теперь ярче яркого. На другой стороне поляны можно было увидеть копию Горгона, лежавшего подле минотавра Бронта, и Александра, прижавшегося к спящему кентавру. — Вам следует поторопиться — пока сюда не возвратился дух Филиппоса.

— Я не позволю тебе оказаться в опасности, — сказал Парменион.

— Мы все в опасности, — отрезала она. — Уходите же!

Аттал видел, что Парменион собирался сказать что-то еще, и стиснул его руку. — Больше никаких глупостей, помнишь? Мальчишка должен быть спасен. Пошли! — Парменион вывернулся из его захвата, но отошел и встал рядом с Горгоном.

— А у нее мощная сила, — проговорил Лесной Царь, взирая на собственный спящий образ в нескольких шагах в стороне.

Спартанец не ответил, и Горгон направился во главе отряда в дремучие дебри леса; Парменион и Бронт пошли следом, Аттал пошел замыкающим сразу за кентавром и мальчиком.