Тень Александра
Шрифт:
— Подождите, подождите, — вскочил я. — Он был очень увлечен этим. Вот что многое объяснило бы.
Ганс наморщил лоб.
— Брат Костас, почему профессор Лешоссер надумал встретиться с вами? — спросил я, склонившись к нему.
— Мы часто работали вместе, и уже тогда, много лет назад, он говорил мне о своем намерении заняться поисками в Александрии. Перечитывая Плутарха, который проводил параллель между Ахиллом и Александром, он решил проконсультироваться со мной, поскольку, по его словам, я был специалистом по этой теме — это когда еще я жил в миру. Я заверил его, что даже если он определил
— Мне кажется, я понимаю, что произошло, — сказал я, качая головой.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Амина.
— Юрген, который ничего не знал об Ахилле и о краже, совершенной две тысячи триста лет назад, финансировал профессора, чтобы тот отыскал остальные доспехи под предлогом поиска гробницы Александра, откуда, он был убежден в этом, Лешоссер их заберет. Профессор начинает свое расследование и, когда он почти уже определил городище, понимает, что доспехи, взятые Калигулой, не были возвращены в гробницу Александра, как он думал, что, возможно, давало шанс этим исключительным вещам избежать алчного Юргена. Чтобы получить подтверждение своим выводам, он отправился к брату Костасу, а затем в Спарту в надежде, что Варналис сможет дать ему кое-какую информацию. Он посетил городище, расспросил археологов, историков, и о его любопытстве вскоре узнали наши ненормальные дружки. Механизм пришел в действие, прежде чем он смог добраться до Александрии, чтобы заморочить голову Юргену и открыть для него гробницу, в которой, он знал, доспехов не было, его убили.
— Значит, ты думаешь, что именно эти сумасшедшие расправились с профессором Лешоссером?
— Мне это кажется правдоподобным, разве нет? Они устранили одного любопытного. Но, узнав о смерти Бертрана, Юрген… О! Это невероятно…
— Послал своих людей обыскать дом, но они не нашли ни меча, ни запиской книжки, — сделала вывод Амина. — Только планы.
— Которые люди Гелиоса с легкостью отыскали у Юргена, — заключил я.
Сикелианос вздрогнул.
— Вы в серьезной опасности, сын мой, — сказал он едва слышным голосом.
— Какой?
— Они, наверное, думают, что меч все еще находится у вас. Возможно, они на какое-то время потеряли ваш след, но если вы поедете в Спарту, то сунетесь в пасть волка.
Мы все четверо с озабоченным видом переглянулись.
В отель мы вернулись к восьми часам вечера. Когда мы спустились с горы, нам пришлось почти час ждать автобуса.
— Я выдохся! — заявил Ганс, бросаясь на диван в гостиной.
И он не один был так измотан. Я уже не чувствовал ног и безумно хотел немного вздремнуть. А Амина выглядела слишком взвинченной, чтобы отправиться спать, но беспрестанно зевала.
— Что делать? — спросила она.
Я достал сигарету, но не закурил. От жары и нервного возбуждения у меня во рту все горело.
— Я не доверяю Фано.
— Профессору Варналис? Руководителю раскопок? Ты хорошо ее знаешь? — спросила Амина.
— О! Да… Она меня ненавидит.
— Говорят, у нее не все в порядке с головой.
— У нее маниакально-депрессивный психоз. С тех пор как она родила мертвого ребенка и муж
Ганс приподнялся на локте.
— Что же ты ей сделал, что она тебя видеть не может?
— Я — ничего. Она была безумно влюблена в Этти, а мой брат не… в общем, короче… Фано не любит меня, вот и все. Пойду лучше приму душ, за ужином обо всем поговорим.
Мы разошлись по своим ванным комнатам, и я облегченно вздохнул. Фано… Не хватало только, чтобы она дополнила картину. Я словно увидел вновь эту истеричку, которая закатывала мне безумные сцены на раскопках в Амиклах.
— Ты можешь оставить своего брата хоть на пять минут? Он имеет право жить своей жизнью, он не твоя собственность!
— Но ты не нужна Этти, и я тут ни при чем! Он свободный человек!
— Ты думаешь, что я глухая и слепая? Я знаю, как ты ему меня расписал, достаточно увидеть, как вы усмехаетесь, когда я прохожу мимо.
— Фано… Уйди отсюда!
— Я знаю, это ты запретил ему видеться со мной!
Я вы шел из комнаты, боясь, что не выдержу и ударю ее. Как мог я запретить брату хоть что-нибудь…
— Этти, иди поговори с ней!
— Я отказываюсь обмениваться с этой ненормальной больше чем тремя словами.
— Скажи ей раз и навсегда, что она тебя не интересует, что надо покончить с этой глупой историей!
— Я уже говорил ей это!
— Нет, Этти. Ты выплеснул ей в лицо поток ругани.
— Это то же самое.
— Пойди объяснись с ней. Вы плохо влияете на окружающих.
— Нет! Я не хочу, чтобы она ко мне приближалась, не хочу чувствовать ее дыхание с запахом гвоздики и, главное, не хочу, чтобы она прикасалась ко мне своими жирными от солнцезащитного крема руками, унизанными браслетами и кольцами!
Эта комедия длилась два месяца и в результате привела к стычке. Между мной и Фано, естественно. Когда Этти увидел, как она набросилась на меня, стараясь укусить, он вылил ей на голову ведро холодной воды, заставив хохотать всю группу. Ничто, однако, не смогло убедить наше руководство отделаться от этой женщины или хотя бы предложить ей отпуск по болезни. Отец Фано, Никос Варналис, а если точнее, то сенатор Варналис, финансировал три четверти всех работ по раскопкам в Спарте и Амиклах. Его дочь могла спокойно безумствовать в полном смысле этого слова. И эту женщину я должен был убедить допустить меня к раскопкам на ее городище. Партия проиграна…
Гелиос позвонил мне в час ночи, и я рассказал ему о нашей встрече с Костасом Сикелианосом. Единственными словами, которые у него нашлись, были: «Будьте осторожны», «Я посмотрю, что смогу найти» и «Вы получите ваши билеты до Спарты завтра утром у портье отеля». В общем, прыгайте с голыми ногами в ров со змеями, и посмотрим, что из этого получится. Вот что это означало. Ему было наплевать, что мы рисковали своей шкурой. Теперь, когда мы напали на след доспехов, все стало не важно. Конец советам, подбадриваниям и кое-какой защите. Когда я оплачивал счет в отеле и забирал у портье наши билеты на самолет, я подумал: так ли уж ошибался Ганс, сказав, что Гелиос, получив от нас доспехи, просто пустит нам пулю в затылок?..