Тень Чернобога
Шрифт:
– Вы всё загадками говорите. И мама с отцом, и ты…
Фотина покачала головой:
– Сказывают, сиамский вор по повелению византийского императора действует. А еще болтают, что этот разбойник метки черные оставляет, запирая путевые камни черным мороком. Попадешь в такую западню – не выберешься. Поняла, что говорю?
Катя кивнула. Фотина отодвинулась от нее, неохотно отпустила руки.
– Что-то скрывается важное, – пробормотала. – Всё так спешно, что и вызнать ничего не могу.
– Не надо ничего вызнавать, что мне нужно, то отец сам сказал, – Катя неожиданно почувствовала раздражение от этого горячего шепота, от прилипчивой заботы и недоверия одновременно.
Фотина посмотрела на нее исподлобья, усмехнулась. Усмешка получилась по-взрослому злой. У Кати на душе стало тяжело, неловко, будто не разглядела она в этой девочке что-то важное. Точно так же, в секунду превращаясь из девочки во взрослую женщину, ее морочила Мара. Неужто и эта рыжеволосая девчонка – не та, за кого себя выдает?
«Кто же ты, Фотина, сестра Данияра, моего сопровождающего?» – подумала Катя, посмотрела на девчонку строго и собралась попросить ее уйти, когда горничная, приблизившись, прошептала:
– Но кое-что я вызнала и тебе скажу. – Она оглянулась на дверь, приблизила лицо и понизила голос до шепота: – Все сказывают о том, что ты не должна оказаться в руках византийского императора. Сказывают, заложница ты его. От рождения.
Катя знала, что такое заложник, но вроде бы свободу ее до сих пор никто не ограничивал, да и императора она ни разу не видела даже, поэтому сказанное показалось ей какой-то дурацкой шуткой.
– О чем ты? Какая заложница? Вот она я, не украдена, не похищена. Даром никому не нужна, а византийскому императору и подавно.
Фотина покачала головой, будто дремоту сбрасывая с плеч:
– Заложница – это как покойник заложенный. О таком-то хоть слыхала? Особая магия, не всем доступная…
Горничная сердито сдвинула брови к переносице. Катя опешила. В таком сочетании она слышала слово «заложенный» всего пару раз в жизни: вспомнила, что заложенными покойниками в старину на Руси называли умерших неестественной смертью, самоубийц. Их и хоронили отдельно: не в земле, а закладывали могилу камнями, да еще и на перекрестьях дорог, чтобы запутать такого мертвеца и обратного пути не позволить ему отыскать, потому как считалось, что нечистый он, злой.
– К-к-какое это отношение ко мне имеет? – Катя почувствовала холод, пробирающий ее до костей.
Фотина раздраженно выдохнула:
– Не знаю, как оно было. Но обещана ты отцом с матерью императору, против воли иль силою. От того и говорят – заложенная ты.
Катя стояла словно оглушенная. Как-то разом стало нечем дышать. Она в изнеможении хватала ртом воздух, цеплялась ледяными пальцами за пустоту, надеясь найти какую-то опору. Отец? Мать? Обещана? Как возможно это?
– Ты лжешь, – прохрипела она наконец.
Горничная пожала плечами, встала, поправила подол.
– Хвала роду, если так… Но скажу тебе вот что: берегись. Если то, что говорю, правда – жди ловушек.
– Каких? Где? В моем мире?
Фотина подняла с пола потемневший огрызок яблока, качнула головой:
– Везде. Недаром Велес сам тропу для вас с братом прокладывал.
С сомнением, совсем по-взрослому, девушка покачала головой и стремительно вышла из комнаты, оставив Катю одну.
Ровно в четыре утра Катя стояла у дверей в царскую половину дворца. Сквозь серебристый туман просвечивал белоснежный зал, гигантский хрустальный глобус. В груди клубилась тревога, вилась ядовитой змеей под сердцем. Что за тайны, о которых говорила Фотина? Можно ли ей доверять? А ее брату? Что, если всё вокруг – ложь?
Катя пошла дальше. Она неторопливо брела по пустынному коридору, равнодушно поглядывала себе под ноги. Поворот – снова она в лесу; обернулась через правое плечо – оказалась у кабинета мамы: широкие дубовые двери с золотыми колосьями. Колечко на пальце чуть потеплело, звало ее к родителям, чтобы начать путешествие, к которому она так стремилась. И которое теперь тяготило ее.
У дверей спальни Катя замерла, чтобы привести в порядок мысли и спрятать сомнение. Пальцы, сомкнутые в кулачок, всего на мгновение застыли над поверхностью.
– Неужто передумала, царевна? – насмешливый голос за спиной заставил вздрогнуть.
Она резко отдернула руку и обернулась, снова чувствуя себя преступницей.
– Кто? Я?.. – спросила в недоумении и… осеклась.
Перед ней стоял юноша лет шестнадцати. Темные волосы убраны с лица, на губах – лукавая улыбка. Нос с горбинкой. И одет по-современному. Джинсы, ботинки, теплая куртка распахнута на груди, под ней видны край светлой футболки и черное худи с белым принтом. Откашлявшись, парень протянул ей руку:
– Данияр, твой рыцарь и защитник на ближайшие семьдесят два часа.
Катя автоматически вложила пальцы в его ладонь. Горячее, уверенное рукопожатие, чуть шершавые подушечки пальцев и натруженные мозоли на ладони. Парень кивнул на дверь:
– Так что ты задумалась? Решение изменила?
– Н-н-нет. – Катя мотнула головой. – Так мы вместе идем?
– Так и есть.
Катя придирчиво оглядела его с ног до головы:
– А откуда у тебя… такая одежда?
Он пожал плечами:
– Я поводырь. Слыхала о таких? – Катя неуверенно покачала головой, с удивлением разглядывая странные, призрачно-светлые и совсем взрослые глаза. – Узнаешь еще тогда… Так что, идешь со мной или нет?
Катя смутилась, с трудом отвела взгляд от необычных глаз, решительно подошла к спальне и постучала.
Дверь распахнулась.
– Вижу, вы уж познакомились, – отец мрачно приветствовал Данияра, еще более сумрачно – саму Катю. Она хотела спросить об услышанном от Фотины, но осеклась, молча кивнула. – Как окажешься в мире людей, Катерина, призовешь алатырь. Про личину не забудь. И слова такие скажи: что потрачено, пусть воротится. Этого достаточно. Данияр поможет, – Велес передал юноше начерченную карту.