Тень Чернобога
Шрифт:
Катя, вздохнув, выскользнула из кухни, отправилась в спальню. Надо было наконец убраться. Подняла с пола разбросанные вещи, повесила в шкаф, застелила постель. Ощущение, что ее жизнь стала точно такой же, как эта самая перевернутая вверх дном комната, не покидало ее. И больше всего хотелось вернуть те времена, когда они были вдвоем с мамой, чтобы можно было сидеть вечерами на кухне за чашкой чая, прислушиваясь к подвыванию пурги и поглядывая, как зимний вечер не спеша забирается во дворы.
Скрипнула половица за дверью, раздался короткий стук:
– Можно?
В комнату заглянул Данияр:
– Катя, через полчаса полночь, можно будет вернуть алатырь.
– В полночь все кареты превращаются в тыквы, – пробормотала Катя.
– Твоя вернется в руки хозяйки. Пойдем. Ты мне нужна.
И, развернувшись, вышел из комнаты.
Катя сложила вчетверо плед, которым любила укрываться мама, повесила его на спинку кресла и вышла за поводырем.
Он ждал ее на кухне, у стола. Шкатулка темного дерева стояла перед ним. Катя даже не удивилась этому обстоятельству, хотя отлично помнила, что не брала ее с собой из Раграда. Данияр склонился над ней, начертил в воздухе заклинания, будто сплел паутину. Катя встала рядом. Она готова была поклясться, что созданные им узоры из слов светились. Тонкой серебряной линией проходили над деревом, опускались на него медленно, будто прозрачные кусочки сладкой ваты.
Она прислушалась к еле различимому шепоту:
– Я взываю к вам, боги ночи, что владеете вечером, ночью и утром. Мой приказ, как тенёта, вяжет крепко-накрепко, солью в камень въедается намертво, не развязать, не распутать, не обойти. Покажи камень алатырь, что принадлежит Доле.
Широко расставив руки, Данияр опёрся на столешницу, склонился к шкатулке. Катя покосилась на его пальцы, нетерпеливо отбивавшие барабанную дробь по поверхности стола.
Она, затаив дыхание, увидела внутри шкатулки круглый и плоский, как речная галька, камень. Серый, неприметный. Размером чуть больше грецкого ореха. На его поверхности, обращенной к Данияру, был нанесен рисунок – грубо выполненный и по-детски наивный овал, в нем два полумесяца, над ними – еще один круг, палка и еще две точки. Больше всего это напоминало смешную маску, нарисованную ребенком.
– Что это такое? Что ты делаешь? – прошептала, придвигаясь ближе.
Теперь они почти касались лбами, и Катя могла видеть, как нанесенный Данияром узор из слов начал оживать – линии колыхались, покачивались, будто бензиновые пятна на воде.
– Это один из петроглифов, путевых камней, мы говорили с тобой о них по дороге из магазина… С его помощью я приманиваю время Ярославы, чтобы проследить судьбу алатыря. Поэтому мы и выбираем для ритуала полночь – момент, когда миры и времена смыкаются, почти касаясь друг друга. Время снов.
Катя понимающе кивнула:
– Поэтому в это время самые красивые сны.
Данияр кивнул:
– Это отголоски… – он чуть отстранился от Кати, дотронулся до ее волос, заставив вздрогнуть от неожиданности. В его руках мелькнул небольшой нож, но Катя не успела испугаться – Данияр срезал прядь и бросил на дно шкатулки: – Смотри.
Едва Катины волосы коснулись камня, он будто бы ожил – линии качнулись, точки то увеличивались, то уменьшались.
– Это личина, – пояснил Данияр, заметив удивление на Катином лице. – Петроглифы – изображения животных, сцен охоты, жизни, церемониальные рисунки, нанесенные на камни, а личины – то же самое, но изображения лиц. Они разбросаны по всему свету, оставлены в разных временах и часто спрятаны от посторонних глаз. Знать их расположение – моя работа как поводыря.
Он кивнул на камень внутри шкатулки – личина ожила и теперь с любопытством моргала, поглядывала на них. А в следующее мгновение стала раскручиваться, вначале медленно, едва поворачиваясь, потом все быстрее, оборачивая вокруг себя липкую паутину заговора.
– Что потрачено, пусть воротится, – произнес Данияр и замолчал.
Катя отчетливо услышала со дна шкатулки обрывки фраз, почувствовала запахи трав и дорожной пыли, будто в образовавшуюся воронку просачивалось само время.
– Думай об алатыре, – прошептал Данияр. – Представь его перед собой, вспомни, как лежал на твоей ладони. Ну же… Сейчас!
Катя вспомнила, как передавала его Ярославе, как дала зарок, что он поможет им встретиться. Да вот только алатырь нужно забрать, а увидеться с подругой никак нельзя.
«Получается, что обманула, хоть сама того и не желала», – мелькнула в голове неожиданная мысль.
Из шкатулки донесся тоненький, как комариный писк, крик. Пронзительный. На одной ноте.
И он приближался.
– Что…
Данияр только и успел, что оттолкнуть Катю от стола, как из шкатулки пробкой вылетела одетая в ночную сорочку девица, с грохотом опрокинула стол и приземлилась тут же, на кафельном полу.
– Ой.
– Ярушка! Дорогая! – прошептала Катя. – Но как это у меня так вышло?
Она беспомощно посмотрела на Данияра.
Ярослава подобрала под себя ноги, моргнула. В руках у нее горел искрящийся всеми огнями радуги камень.
Алатырь.
Вместо того чтобы выяснять, что произошло и как Ярослава оказалась на их кухне, Данияр строго шикнул на девчонок и прошел в коридор. Чуть наклонившись, бесшумно коснулся двери и посмотрел в глазок на лестничную площадку – под дверью, приставив ухо к замочной скважине, стояла пожилая соседка. Повертевшись на лестничной площадке, она ушла в свою квартиру, а Данияр вернулся на кухню, где Катя и Ярослава перешептывались, обнявшись.
– Ты о чем подумала над личиной? – строго спросил он Катю. – Отец строго настрого сказал, что вам нельзя встречаться…
Девушка моргнула, покраснела и виновато покосилась на подругу:
– Вспомнила, как Ярушке камень отдавала, как обещала, что встретимся… Прости, я не хотела.
Она закусила губу, снизу вверх уставилась на поводыря.
Тот упер руки в бока, сказал строго:
– Мне кажется, твой отец тебе объяснил, почему Ярославе сюда нельзя. Ты должна была думать о камне, а не о Ярославе, – он бросил суровый взгляд на растрепанную Ярушку. – Забирать алатырь надо было из настоящего, когда Ярославы уже нет в живых… Почему ты представила ее живой? И что мне теперь с ней делать?
Ярослава сглотнула, нахмурилась.
– Как можно требовать, чтобы живого человека под плитой могильной представлять? – она покачала головой, сжала руку Кати. – Не надо со мной ничего делать. Коли уж здесь оказалась, так, значит, на что и сгожусь, – Ярослава поправила ночную сорочку, с опаской посмотрела на парня. Перевела взгляд на Катю и прошептала: – А он кто?
– Поводырь.
– Кто?! – Ярослава скривилась.
Данияр, подумав, сообщил:
– Так, девицы. Нам придется отсюда убираться прямо сейчас. Соседка сообщит в полицию, что в запертой квартире подозрительный шум, и готов отдать голову на отсечение, что через полчаса эту квартиру будут вскрывать и осматривать. Поэтому выдвигаемся.