Тень Гегемона. Театр теней. Дилогия
Шрифт:
– Сэр, я боюсь, что это прозвучит так, будто я пытаюсь учить индийской истории вас, специалиста в этой области. Все, что я хочу вам сказать, взято из вашей книги.
– Прочесть мою книгу легко, – сказал Вахаби. – Что вы узнали из нее такое, чего я не знаю?
– Следующий шаг, – ответил Ахилл. – Шаг настолько очевидный, что я просто был ошеломлен, когда вы его не сделали.
– Так это будет рецензия на мою книгу? – спросил Вахаби, но при этом чуть улыбнулся, снимая враждебную интонацию.
– Вы снова и снова демонстрируете великие достижения
Петра понимала, что это не пустая лесть. Для пакистанского ученого, особенно имеющего политические амбиции, написать историю субконтинента, не превознося ислам и не проклиная индуизм как религию примитивную и разрушительную, – смелый поступок.
Вахаби поднял руку:
– Это я написал как ученый. Теперь же я голос моего народа. Надеюсь, моя книга не призвала вас к донкихотскому подвигу воссоединения Индии. Пакистан решительно намерен сохранить чистоту веры.
– Прошу вас, не надо поспешных заключений, – попросил Ахилл. – Я с вами согласен, что воссоединение невозможно. Тем более что этот термин неверен. Индуисты и мусульмане никогда не были едины, разве что под пятой угнетателя, так как же они могут быть воссоединены?
Вахаби только кивнул, ожидая продолжения.
– Но что чувствуется во всей вашей работе, – заговорил дальше Ахилл, – это величие, свойственное индийскому народу. Отсюда вышли великие религии. Здесь рождались великие мыслители, переменившие мир. И все же уже двести лет, говоря о великих державах, никто не называет Индию и Пакистан, они не входят в этот список. И никогда не входили. И это вас гневит, и это вас печалит.
– Печалит более, чем гневит, – заметил Вахаби, – но я все же старик, и страсти мои утихли.
– Китаю стоит забряцать оружием, и мир задрожит, а на Индию еле глянут. Исламский мир трепещет, когда Ирак, или Турция, или Иран, или Египет сделают какой-нибудь демарш, а Пакистан, имеющий столь доблестную историю, никогда не считался лидером. Почему?
– Если бы я знал ответ, – сказал Вахаби, – я бы написал другую книгу.
– В далеком прошлом было тому много причин, – продолжал Ахилл, – но сейчас все они свелись к одной. Народ Индостана никогда не мог действовать совместно.
– Опять разговор о единении, – произнес Вахаби.
– Отнюдь, – возразил Ахилл. – Пакистан не может занять место лидера в мусульманском мире, потому что, стоит ему поглядеть на запад, за спиной у него раздаются тяжелые шаги Индии. Индия же не может стать лидером на востоке, потому что над ней нависает угроза Пакистана.
Общий язык предоставлял Ахиллу свободу выбора местоимений, и Петра восхитилась тем, как это было сделано: Индия – «она», Пакистан – «он».
– Дух Божий куда больше свойствен Индии и Пакистану, чем любой другой стране. Не случайно именно здесь великие религии рождались или достигали высочайшей чистоты. Но Пакистан не дает Индии стать великой на востоке, а Индия препятствует величию Пакистана на западе.
– Верно, но неразрешимо, – согласился Вахаби.
– Это не так, – возразил Ахилл. – Позвольте мне напомнить вам один эпизод из истории, всего за несколько лет до создания Пакистана как государства. В Европе противостояли друг другу две великие державы: сталинская Россия и гитлеровская Германия. Оба вождя были монстрами. Но они видели, что вражда приковала их друг к другу. Никто ничего не мог сделать, пока другой грозил напасть при малейшей возможности.
– И вы сравниваете Индию и Пакистан с Гитлером и Сталиным?
– Ни в коем случае, – твердо ответил Ахилл, – потому что пока Индия и Пакистан проявляют куда меньше здравого смысла и самообладания, чем эти два монстра.
Вахаби обернулся к помощнику.
– Как обычно, Индия нашла новый способ нас оскорбить.
Помощник встал, чтобы помочь Вахаби подняться.
– Сэр, я считал вас человеком мудрым, – сказал Ахилл. – Никто здесь не видит вашего жеста. Никто никогда не процитирует то, что я сказал. Вы ничего не потеряете, выслушав меня, и потеряете все, уйдя сейчас.
Петра застыла от таких резких слов. Не слишком ли далеко зашел этот подход «прямота вместо лести»? Любой нормальный человек извинился бы за неуместное сравнение с Гитлером и Сталиным, но не Ахилл. Что ж, на этот раз он точно зашел слишком далеко. Если провалится эта встреча, вся его стратегия обратится в нуль. Напряжение, в котором он пребывал, заставило его оступиться.
Вахаби не сел.
– Говорите, что у вас есть сказать, и покороче.
– Гитлер и Сталин послали на переговоры своих министров иностранных дел, Риббентропа и Молотова, и те, несмотря на страшные обвинения, которые друг на друга возводили, подписали пакт о ненападении и разделили между собой Польшу. Да, примерно через два года Гитлер нарушил пакт, что привело к гибели миллионов людей и в конце концов к краху Гитлера, но к вашей ситуации это не относится, поскольку, в отличие от Гитлера и Сталина, вы и Чапекар – люди чести, вы принадлежите народу Индии и верно служите Богу.
– Сказать, что Чапекар и я верно служим Богу – это кощунство по отношению к одному из нас, если не к обоим, – заметил Вахаби.
– Бог любит эту землю, Он дал величие индийцам, – произнес Ахилл с такой страстью, что Петра поверила бы в искренность его слов, если бы не знала его лучше. – Неужто вы думаете, что это по воле Бога Пакистан и Индия остаются во тьме и слабости, и только потому, что Индия еще не пробудилась к исполнению воли Аллаха?
– Мне не интересно, что говорят атеисты и безумцы о воле Аллаха.