Тень Голема
Шрифт:
На Чаринг-Кросс карета обогнула вросший в землю по самую перекладину трехсотлетний поклонный крест королевы Элеоноры и оказалась в гуще оживленно беседующих между собой людей, столпившихся у городского позорного столба, поставленного на небольшом участке земли между Стрендом и Кинг-стрит. На лице каждого из присутствующих читалось ликование и азарт, вызванный появлением со стороны переулка Святого Мартина приговоренного к экзекуции злоумышленника, сопровождаемого одним-единственным пузатым, как глостерский боров, констеблем из местной общины.
Кураж горожан был легко объясним. Правонарушения в Лондоне, подобно мошенничеству
12
Экзекуция у позорного столба.
Криспин Хайд, натянув поводья, остановил лошадей и деревянным кнутовищем кучерского бича постучал по крыше кареты. Мейрик выглянул из окна, невольно прищурившись от яркого света, ударившего в глаза.
– В чем дело?
– Узнаете прохвоста, сэр? – засмеялся Хайд, перекрикивая возбужденную толпу, и длинным концом бича указал на преступника, голову и руки которого в это время констебль под градом летящего в них мусора заковывал в деревянные колодки.
Мейрик бросил рассеянный взгляд в сторону происходившего на площади и с трудом узнал в грязном, испуганном оборванце Уильяма Шепарда – наглого торговца мясом с местного рынка. Десять дней назад этот лоточник, не будучи истинным джентльменом, наплевал на правила приличия и выставил свой товар прямо на улице, перегородив тем самым изрядную ее часть. По случайности карета Мейрика, проезжая мимо, сбросила в придорожную грязь два куска отборной говядины. В начавшейся перебранке Шепард, размахивая разделочным ножом, похожим на абордажный тесак, и примкнувшая к нему толпа остановили карету и потребовали возместить лавочнику нанесенный убыток, оценив его в невероятные 5 фунтов и 40 шиллингов – сумму, за которую легко можно было купить целое стадо коров с пастухом в придачу!
Криспин Хайд, будучи не самым покладистым малым в городе, мрачно озирая возбужденную публику, невольно потянулся к пистолетам, спрятанным в кучерском рундуке, но Мейрик – прожженный торгаш и опытный дипломат – отважился на переговоры, которые блестяще завершил спустя полчаса, выплатив «пострадавшему» всего один шиллинг!
И вот толпа, яростно защищавшая попранную честь и достоинство «честного» лавочника Уильяма Шепарда, спустя десять дней с пылким азартом уже готова была до смерти забить его у позорного столба за наглую продажу покупателям собачьего мяса под видом отборной баранины.
Поддавшись общему настроению, мстительный Криспин, свесившись с облучка кареты, вырвал из рук стоявшего поблизости босоногого мальчишки тухлую, источающую яростное зловоние ставриду и твердой рукой послал ее в голову провинившегося мясника. Слякотная рыба с чавкающим звуком врезалась в лоб осужденного, измазав лицо мерзкой жижей из гнилых кишок и полуразложившейся плоти. Ее куски под веселый хохот толпы разлетелись в разные стороны, едва не сбив фетровою шляпу с головы констебля. Полицейский невозмутимо отряхнул свой головной убор, благоразумно отодвинувшись от истязаемого, на которого, как по команде, посыпалось все, что можно было добросить, быстро превратив лицо в одно кровавое месиво.
– Поехали! – брезгливо поморщился Мейрик, услышав истошный вой лоточника, и, слегка коснувшись концом трости спины кучера, скрылся внутри кареты.
Криспин Хайд ловко щелкнул поводьями, и лошади, нервно всхрапывая, тронулись в путь, осторожно выбираясь на свободную часть улицы. На этот раз дорога заняла немного времени. Не проехав и ста ярдов, повозка миновала деревянный частокол Уайтхолла и остановилась у длинной коновязи, тянущейся посередине Кинг-стрит почти до самых Дворцовых ворот.
Вся правая сторона улицы была огорожена крашеным палисадом, за которым по праздникам проводились рыцарские ристалища, а левая сторона – плотно застроена приземистыми домами, каждый из которых представлял собой либо таверну, либо кофейню, с недавних пор заменившую лондонским джентльменам все другие места встреч, споров и обмена мнениями. Считалось, что чашечка кофе прекрасно справлялась с последствиями утреннего похмелья! Это обстоятельство быстро снискало ему любовь и уважение всего мужского населения Лондона, а вот женщины, напротив, относились к новомодному напитку с большим подозрением, полагая, что кофе лишал их душевного спокойствия и телесных сил.
Мейрик выбрался из кареты и, стуча тростью по мостовой, скрылся в проеме широко распахнутых дверей «Папской головы», считавшейся лучшей таверной на Кинг-стрит. Внутри соблазнительно пахло табаком, жареным мясом и можжевельником. Мейрик огляделся. Смайт сидел в дальнем углу большого зала, удобно разместившись на широкой лавке, обложенной маленькими бархатными подушками, и листал свежий номер «Меркурия» [13] .
– О чем сегодня пишут? – спросил у него Мейрик, бесшумно приблизившись.
13
Претендент на звание первой английской газеты, оспариваемое некоторыми исследователями.
Смайт – сухой благообразный старик шестидесяти лет – бросил на приятеля отстраненный взгляд, щелкнул пальцем по газете и бесстрастно прочитал:
– Прошлой ночью несколько лондонских джентльменов повстречались с тележкой чистильщиков выгребных ям, заполненной испражнениями, собранными со всей округи. Молодых джентльменов настолько оскорбило зловоние, от нее исходящее, что они, обнажив шпаги, закололи всех лошадей. Бедные животные скончались на месте, а чувствительные юноши сбежали и до сих пор не найдены…
– Ну что сказать? – улыбаясь, пожал плечами Мейрик. – Нельзя не отметить утонченное восприятие прекрасного и искренность благородных порывов наших молодых аристократов.
Не переставая улыбаться, он присел на лавку напротив Смайта.
– Здравствуйте, Томас!
– Добрый день, Джон! – кивнул Смайт, бросая газету на стол. – Полагаю, вы голодны? – добавил он, смерив Мейрика лукавым взглядом. – Подкрепитесь здесь. Во дворце вас будут ждать совсем другие угощения!
– Об этом тоже пишут в новостях? – делано удивился Мейрик.