Тень лосуна
Шрифт:
Не успел принц ответить, как из-за его спины раздался знакомый голос, негромко распевающий куплеты:
Домашний враг
Опаснее чумы,
Ведь с ним бок о бок
Жизнь проводим мы.
Родня должна
В согласье полном жить,
Насилье мир
В минуту может задушить!
С этими словами в покоях появился королевский шут. Удивительно ловко он прошелся колесом по комнате, дабы привлечь к себе всеобщее внимание, и, проделав последний, самый сложный кульбит, остановился рядом с Генгрэдом.
– Что нужно здесь этому скомороху? –
– Вообще-то – королевскому шуту, только исключительный невежа не знает разницы между шутом и скоморохом! – насмешливо проговорил шут. Хотя, стоит ли удивляться? – продолжал он в той же саркастической манере, столь излюбленной всеми шутами мира, - ведь невежам из Рейвуда не под силу отличить даже лошадь от осла! Наверное, потому что сами они – тупые бараны? – с этими словами, шут подхватил оторопевшего Генгрэда под руку и резво увлек его к выходу, не дожидаясь, пока словесная баталия перерастет в рукопашную битву.
Если бы, выходя, они оглянулись, то увидели бы весьма живописную картину: три человека впали в ступор, являя собой иллюстрацию к понятию «немая сцена».
Конечно, шут понимал, какое жестокое оскорбление нанес важным гостям королевства, но не жалел о содеянном. Более того, - именно этого он и добивался.
Глава 8. Шут
Захлопнув дверь, чтобы не слышать истошных криков пришедшего в себя жениха, шут быстрым шагом пошел вперед по коридору, жестом показав принцу не отставать от него.
Когда они вошли в один из парадных залов, пустовавших в отсутствие приемов, шут неожиданно повернулся к принцу и без тени иронии сказал:
– Вы абсолютно потеряны, ваше высочество.
– О чем вы? Простите, не знаю вашего имени, – покорно остановившись перед шутом, сказал принц.
– Не стоит обращаться к шуту на «вы», принц. А знать мое имя вам нет необходимости.
– И все же мне хотелось бы это знать, – неожиданно для себя уперся Генгрэд.
Шут взглянул в освещенное заходящим солнцем окно, повернулся и с легкой улыбкой спросил:
– Какое имя нравится вашему высочеству? Назовите любое! Разумеется, кроме Эзель, – его улыбка стала лукавой.
– Вот как? Что ж, буду называть тебя, ну-у-у, к примеру, Террансом. Такое имя тебе подходит?
– подчеркнуто переходя на «ты», напористо проговорил Генгрэд.
– Вполне, - согласился шут.
– И уговоримся сразу: не упоминать имя Эзельфледы! Почему всем до этого есть интерес?
– недовольно передернул плечами принц.
– Как пожелаете, ваше высочество, - поклонился шут.
– А теперь поясни, что ты имел в виду, когда называл меня «потерянным»?
– Извольте, принц. Но - чур, не гневаться и выслушать до конца! Уговор?
– Договорились, - спокойно сказал Генгрэд.
– Итак, что мы имеем?
– начал шут, загибая пальцы.
– Во-первых, ваша матушка и наша мудрая королева мертва. Во-вторых, ваш брат со дня на день навсегда покинет Эндорию. В-третьих, ваш отец, наш некогда храбрый король, давно уж не в себе. В-четвертых, ваша сестра Гвенлиэн вот-вот выйдет за настоящего мерзавца, чем разрушит собственную жизнь. В-пятых, ваш лучший друг изгнан из королевства. В-шестых, ваша любовь к Эзельф… к-х-м… ваша любовь безответна. Неудивительно, что вы бродите по замку тенью самого себя, ни с кем не общаетесь и не знаете, что вам делать. Вы и в свару-то с женихом ввязались, чтобы хоть как-то разрядиться, встряхнуться, ожить, в конце концов! – удивительно спокойно и уверенно говорил шут. – А прямо сейчас вы слушаете человека, слова и выходки которого никогда не принимали всерьез, считая его не более чем игрушкой короля. Вы согласны со мной, ваше высочество? – неожиданно тихим, проникновенным голосом спросил шут.
Генгрэд молчал, и шут продолжил:
– Вы абсолютно потеряны сейчас, но я знаю, что делать. И готов предложить вам свою помощь, - он вновь сделал паузу, испытующе взглянув в лицо принца. Тот по-прежнему молчал.
– Знает ли ваше высочество, что приятель того убитого в трактире заключен в одной из подземных камер Тюремной башни? Смею предположить, он с радостью расскажет вам, что именно произошло в тот злополучный день.
При этих словах Генгрэд резко поднял голову и взглянул в глаза тому, кто согласился принять имя Терранса.
– Разве его не отправили на работы куда-нибудь в дальние шахты? – с проснувшимся интересом в глазах живо спросил Генгрэд.
– Наша вечная расхлябанность. Но это, пожалуй, тот редкий случай, когда разгильдяйство сыграло нам на руку.
– Не могу не согласиться, - задумчиво наморщив лоб, проговорил принц.
– Да, - продолжал шут, - его попросту забыли и, чтобы не возвращаться с полпути, решили отправить со следующей партией приговоренных. Но в отчетах королевскому суду, естественно, указали, что все тип-топ.
– Что? Тип-топ? – непонимающе переспросил принц, плохо знакомый с уличной речью.
– Тип-топ. Все в порядке, то есть, - пояснил шут, - как же далеки вы от народа, - не удержался он от шутки.
– Почему ты стремишься мне помочь? – спросил принц, по-прежнему занятый своими мыслями, и потому не обративший на это внимания.
– Поговорите с ним, а я буду ждать вас в небольшом зале левого крыла на первом этаже. Там и продолжим нашу беседу, - уклонился шут от ответа.
Генгрэд постоял мгновенье в нерешительности, затем сорвался с места и быстрым шагом отправился в Тюремную башню.
В подземных казематах было сыро и темно, но чадящие масляные светильники, хоть и скудно, все же освещали коридоры, которые образовывали огромный лабиринт, в самом начале которого за столом спал тюремщик. Генгрэд не стал его будить, он знал, что заключенных всегда размещают лишь в центральном коридоре, чтобы самим не заблудиться.
С двумя первыми камерами ему не повезло: заглядывая в смотровые зарешеченные отверстия в дверях, он видел либо изрядно хмельных простолюдинов, которые, как видно, попали сюда совсем недавно, либо мечущихся в бреду страшно избитых и искалеченных арестантов… В третьей камере его взору предстал труп, и, судя по тому, что его почти начисто обглодали крысы и по стоявшему в камере смраду, лежал он там уже давно. В четвертой камере на вопрос в темноту о том, кто тут сидит, ему плюнули в лицо, и женский голос произнес что-то очень непонятное, но, похоже, грубое и оскорбительное, потому что, выговорившись, «дама» резко захохотала, довольная собой. Наконец, в одной из камер он увидел тщедушную фигуру мужчины, сидящего к нему спиной.