Тень Лучезарного
Шрифт:
Потом одноглазый присел напротив ее лица и показал ей отрубленную детскую руку.
– Видишь? Тебе очень повезло. Страшно повезло. Тебя не велели калечить. Тут ходят слухи, что ты хороший воин. Но это потребуется потом, когда ты полюбишь императора. Не так, как его любит чернь, захлебываясь от нежности и ужаса. И даже не так, как любим мы, преклоняясь перед его мудростью и силой. Нет, ты его полюбишь по-настоящему. Так, как дано его любить избранным. Я даже завидую тебе немного. Тебе и твоему напарнику. Он ведь колдун? Раньше мы бы его распяли, переломали кости, – одноглазый пошлепал себя по щеке отрубленной ручкой, – и сожгли. Живым. А теперь… С ним забавляются сейчас, но это уж друзья Русатуса. Грубые люди. Очень грубые. Но они тоже не будут его калечить. Колдуны нужны. Очень нужны. Ну, ты сама все увидишь.
Одноглазый убрал ручку и показал Брите бронзовую трубку шириной в три или четыре пальца с отогнутыми краями. В пробитые дыры на ней были привязаны кожаные шнуры. От трубки пахло кровью, блевотиной и мочой.
– Открывай рот, – посоветовал одноглазый. – Я знаю, что это трудно, но надо. Иначе придется выбивать зубы. А мне бы не хотелось портить такую красоту. Никакого удовольствия. Хотя, сразу предупрежу, некоторым очень нравится.
Брита открыла рот. Едва не вывихнула челюсть, но открыла. Шнурки захлестнули затылок, острая бронза уперлась в нос, растянула губы. На полчаса ее оставили в покое, и она смогла осмотреться, насколько позволяли путы. Она явно оказалась в одном из помещений храма. Ритуальные курительницы, свитки гимнов, четки – лежали и висели тут и там. Было довольно тепло. Через полчаса одноглазый вернулся с двумя бутылями. В одной оказалось масло. Одноглазый щедро смазал тело Бриты, уделяя особое внимание промежности. Потом побрызгал ее из второй бутыли, наполняя зал цветочным ароматом. После этого он ушел, и в зале появились двое – один из которых показался Брите смутно знакомым. Он был поджар, плотен, но не походил ни на воина, ни на вельможу. Впрочем, судя по балахону, вельможей он и не был.
«Энимал», – вспомнила страшное имя главы инквизиции Брита.
– Неплохо, – заметил инквизитор и предстоятель единого храма, похлопывая по бедру Бриту. – Очень неплохо. Я всегда говорил, что особая красота рождается на смешении народов и рас. А подлинная красота требует участия особых существ. Даку, дакитов и, конечно, людей. Какое удовольствие забавляться с клыкастой девчонкой?
– Не скажи, почтенный Энимал, – засмеялся черноволосый, лобастый толстяк, напоминающий вставшую на задние ноги свинью. – Порой они словно острая приправа в блюде.
– Я не люблю острое, – ответил Энимал. – Но должен признать, Веррес, что Фуртум Верти и дакитка Млу, кстати, дакитка в первом поколении, что особенно ценно, вылепили не просто дочку, а дочку на загляденье. Не знаю уж, помнишь ли ты покойную Фискеллу, королеву Лаписа. Шесть лет уж прошло, как ее нет. Но она была примерно такая же. Может быть, даже и поярче. Все-таки в ней имелась еще и кровь этлу. Жаль, что она не попала мне в руки. Но есть еще надежда на ее дочку.
– Она жива? – осведомился Веррес.
– Живее не бывает, – хмыкнул Энимал, запуская пальцы Брите между ягодиц. – Послушай, Веррес, я так и быть, разрешу тебе раскупорить эту красавицу с обратной стороны. Так, как ты любишь. Тем более что там она еще частично девственна. А уж я познакомлюсь с ней, если можно так сказать, с лица. Опять этот одноглазый урод переборщил с маслом…
– Почтенный Энимал, – замялся Веррес. – Однако все наши прошлые забавы не касались персон, которые намечались к приему самим несравненным. Я слышал, что там их удостаивают поцелуя. Не служит ли это препятствием для осквернения ее губ?
– Не кощунствуй, брат мой Веррес, – усмехнулся Энимал, задирая перед лицом Бриты балахон и наматывая на руку ее волосы. – Это не тот поцелуй, о котором можно было бы подумать. Это сила земли, воды, воздуха и огня, смешанная с тьмой и светом, которая обращает прах в любовь. И чем больше грязи будет в избранном, тем разительнее предстанут изменения в нем. Приступай, брат мой.
Они управились с ее телом за несколько минут, которые показались Брите бесконечностью. Но едва их шаги затихли, как в зал ворвались все те, кого она пыталась запомнить. Ее хватило на полчаса или час. Потом в глазах у нее потемнело.
Она пришла в себя в яме. Все тело болело, некоторые его части саднило невыносимо. На нее с грустью смотрел Аменс.
– Не говори ничего, – попросила она его, разглядев порезы вокруг его рта. – Зубы берег?
– Всего не сбережешь, – прохрипел Аменс. – Однако жениться я еще пока могу. Но пока не хочу.
– Знаешь, – она с трудом поднялась на ноги, поморщилась от боли. – Я тоже захочу не скоро. Давно я здесь?
– Часа два, – ответил он. – Тебя сбросили, наверное, так же, как меня. Опустили на двух веревках, потом выдернули одну. Одежду сбросили отдельно. Извини, но одевал тебя я. Мог что-нибудь неправильно затянуть. Но и тебя, и меня, наверное, облили перед спуском. Так что можешь не щупать себя под одеждой. Все более или менее.
– Скорее менее, – мрачно заметила Брита.
Размеры ямы были десять на десять шагов. Ее дно представляло собой плотно утоптанный грунт, в котором, наверное, были и помои и еще что-то. Сырые стены выложены из больших, неподъемных камней. Наверху они заканчивались решеткой. В яме было холодно, но не настолько, чтобы стоящая на камнях вода замерзала.
– Не дергайся, – посоветовал Аменс. – Мы не выберемся. Тем более что я какое-то время буду не слишком торопливым. Знаешь, что мне говорили эти бравые молодцы, которые забавлялись со мной?
– Хвалили твой тонкий стан? – спросила Брита, ощупывая стены.
– Нет, – вздохнул Аменс. – Не удостоился. Они все говорили, что мне повезло.
– Отчего же ты не предложил поменяться с ними участью? – удивилась Брита.
– Предлагал, – признался Аменс. – Пока мне не вставили в рот эту бронзовую дрянь. Это предложение стоило мне испражнения на голову.
– Не хвались, – посоветовала Брита. – Я обошлась без советов, но судя по запаху, что исходит от моих волос, и мне не удалось этого избежать. Выходит, я твою блевотину облизывала на бронзе?
– Не только блевотину, – вздохнул Аменс. – Они бегали туда-сюда. Да перестань ты ощупывать стены! Тайников – нет. За камнями – земля и опять же камень. Делать подкоп ради нас – некому. Да и каждый камешек в этих стенах весит, как четыре воина в полных доспехах. На полу утрамбованное дерьмо и помои. Толщина – локоть. Попадаются и человеческие кости. Я в углу откопал ямку – для разных нужд. Так что забудь о стеснении. Через локоть – такой же камень. Высота ямы – полтора десятка локтей. Свет – так себе, вон, два факела пылают. Сверху решетка, которая запирается на замок. Забраться – нельзя. Стенки далеко одна от другой. Камни подогнаны прочно. Сиди и жди. Или тебе не обещали скорый поцелуй императора? Говорят, что за ним сразу последует просветление и большая любовь.