Тень Лучезарного
Шрифт:
Вся растительность, какая только была на теле, не промывалась едкой смесью, а смывалась начисто. Кухня наполнилась мгновенно облысевшими. Теперь уже стыдливость охватила едва ли не всех.
– Ну и ладно, – погладила голову Брита. – Но шапка теперь потребуется потеплее.
– Это точно, – кивнул, облившись водой, Аменс. – Хотя и тут ты впереди всех. Смотрю на тебя и думаю, что если красота женщины в ее волосах, то у тебя она не убывает и без них. Ты просто чудо, Брита. Смотрю я на тебя…
– Под ноги смотри, – посоветовала Брита. – Нос разобьешь.
Вскоре они вместе с такими же бедолагами сидели за длинным столом и отдавали должное печеным овощам с мясом.
– Не человечина ли? – начал было беспокоиться Аменс, но едва Брита показала ему баранье ребро, за его спиной раздался голос Русатоса:
– Скоро ты поймешь, доходяга, что если император велит есть человечину, то это и будет твоим счастьем. Даже если тебе уготовано в этой тысяче льготное место тысячного колдуна и лекаря. А если ты думаешь, что в личной императорской тысяче тебе не место, тогда думай сейчас, потом будет поздно.
Стоявшие вдоль стен зала воины Русатоса засмеялись.
– Мы будем стражами императора? – спросила Русатоса Брита.
– Вы будете счастливой подстилкой для настоящих стражей императора, – ответил ей Русатос. – Но я тебя успокою, вельможка. Вы будете самой счастливой подстилкой для настоящих стражей императора.
Их одели небогато, но добротно. Суконные тряпицы и меховые сапоги позволяли согревать ноги. Подшлемники на меху – согревали головы. Простое белье спасало от потертостей. Порты и рубаха, гарнаш – от ветра и мороза. К полудню они все оказались на Вирской площади. Кроме тысячи, в которую попали Брита и Аменс, на ней уже стояли многие тысячи. Не только площадь, но и все окрестные улицы были плотно набиты людьми. Брите даже показалось, что она разглядела несколько знакомых лиц. Напыщенного Урсуса Рудуса она узнала уж точно. Она бы так и продолжала крутить головой, когда вдруг почувствовала холод. Смертный холод, словно споткнулась в летнем лесу, упала, проломила головой валежник и ткнулась лицом в сохранившийся с зимы пласт снега. Тут же тишина опустилась на площадь. Брита подняла взгляд. На высокой стене цитадели стоял человек. Он не был высоким, точнее, он не казался высоким, и если бы рядом с ним не стояли обычные фигуры, каждая из которых едва достигала ему до плеча, то не о чем было бы и говорить, но он был огромным. Он был больше каждого из тех, что стояли на площади, и больше их всех, вместе взятых. Он ничего не говорил, он стоял и смотрел вниз. И все, кто стоял внизу, смотрели вверх. И холод стал теплом. В сердце зародилось что-то легкое. Радостное. Хорошее. Ясное. Понятное. Ушло все лишнее. Все наносное. Были прощены прежние обиды. Растаяли без следа. Не стало прежних врагов. Но тут же обнаружились новые. Ужасные. Проклятые. Ненавистные. Все те, на кого укажет император.
– Зелус! Зелус! Зелус! – пронеслось над головами.
И тогда он наклонился и приблизился к каждому. И Брита, так же как все, увидела вдруг добрый взгляд, вдохнула аромат свежести, почувствовала мягкие губы на своих губах и окунулась в настоящее счастье. Никогда и нигде она не была так счастлива. Ее вообще больше не было. Она родилась только что. Она дитя. Светлое, воздушное, радостное дитя. Она предана Зелусу. Она принадлежит Зелусу. Она любит Зелуса. Она сделает все для Зелуса. Счастье, какое счастье!
Где-то загудели трубы. Прекрасные трубы. Забили барабаны. Так, словно они были обтянуты бархатом. Теплый снег гладил лицо. Тело было чистым. Нутро было чистым. Ничего не было ни до, ни после. Только любовь. Только любовь.
– Брита.
Какой-то маленький, пузатый, уродливый человечек с перекошенным лицом хватал ее за руку. Какая же гадость? Фу.
– Брита! – хрипел он, и кровь капала с его губ. – Брита!
– Поди прочь, – пнула она его ногой в голень. Сильно пнула. Слабо для нее и сильно для него. Даже что-то хрустнуло у него в ноге, и боль исказила и так уродливо сложенные губы, заставив ее засмеяться. Как же она любит Зелуса! Как же она любит Зелуса!
– Я тоже люблю Зелуса, – прохрипел уродец. – Очень люблю. Брита. Я люблю Зелуса. Я ваш тысячный маг и лекарь. Помоги мне дойти до нашей казармы. Я слаб, но я очень люблю Зелуса. Очень.
Он ей не нравился, но он тоже любил Зелуса. Наверное, так и надо, помогать не тем, кто тебе нравится, а тем, кто любит Зелуса. Потому что это главное. Надо помочь. Куда идти? Туда же, куда идут все. Не туда, куда бежит, к примеру, этот покрытый соплями счастья Урсус Рудус, а туда, куда идут те, кто прячет под шапками лысые головы. Так, придется взять за шиворот этого доходягу и тащить за собой. Все-таки удивительно, что Зелус делится своей любовью не только с теми, кто ее достоин, но и со всякими уродами. Но кто может постигнуть всю мудрость Зелуса? Может быть, в этом и есть его мудрость, извлекать из каждого, даже из такого негодного человека пользу. И Брита поможет в этом Зелусу, поможет, даже если ей придется тащить доходягу на себе!
Их разместили в одном из торговых рядов. В холодном здании стреляли углями жаровни, пыхтели печи. Обычные лежаки стояли один за другим. Тюфяки, набитые соломой. Войлочные одеяла. Большие баки для воды. И счастье. Всюду счастье и любовь.
– С краешку, – прохрипел доходяга, и когда Брита толкнула его на стоявшую в углу постель, заспешил, булькая кровью: – Я люблю Зелуса, Брита. Очень люблю. Он просил меня, чтобы ты была со мной. Это испытание для твоей любви, Брита. Если ты не побрезгуешь мною, значит, Зелус не зря надеется на тебя. Это любовь, Брита. Любовь!
– Ты точно это знаешь? – присела она рядом с доходягой. В зале было сумрачно, но тепло понемногу наполняло его. Всюду слышался смех. Как же давно она не слышала такого счастливого смеха!
– Точно, – развел руками доходяга. – Ну, посмотри на меня. Разве я могу быть нужен Зелусу просто так? Без любви тут никак. Это испытание. Сегодня для тебя, завтра еще для кого-то. Если Зелус попросит тебя забраться к нему на башню и прыгнуть вниз. Прыгнуть и разбиться… в лепешку. Разве ты не сделаешь этого?
– Я все сделаю для Зелуса! – отчеканила Брита.
– Ну? – он размазал кровь по рукаву. – Я твоя башня, Брита. Я. Это с меня ты должна прыгнуть. И твоя любовь будет доказана. А любовь Зелуса увеличится. В десять раз. Ты будешь еще счастливее, Брита! Счастливее всех их!
– Хорошо, – а ведь доходяга был не так уж и страшен, правда, кровь не переставала идти из его рта, но разве она побрезгует, если Зелус прикажет, что она должна выпить чью-то кровь? Да она глотку раздерет любому! Стоит Зелусу только сказать! Как же она любит Зелуса! – Что я должна сделать? Ты хочешь сойтись со мной?
– Сойтись? – доходяга вдруг засмеялся, как будто знал что-то, чего не знала она, но тут же поправился: – Я так люблю Зелуса, Брита. Я очень хочу сойтись с тобой, Брита, потому что никогда не видел никого прекраснее тебя. Но я не могу следовать своим желаниям. Только желаниям Зелуса. Я так люблю Зелуса. А он хочет одного, чтобы ты поцеловала меня.
– Поцеловала? В губы? – Она не поняла.
– Да, – кивнул доходяга. – Только поцеловала. Это твоя башня, Брита. Испытание твоей любви к Зелусу. Видишь, как выходит. Он не просто любит тебя. Он дает тебе трудное испытание, но не смертельное. Не надо прыгать с башни. Только поцеловать меня. Я так люблю Зелуса. Это твоя башня, Брита.