Тень Лучезарного
Шрифт:
– Тогда зачем нам переходить на тот берег? – спросил Фалко.
– Мы будем мудры и осторожны, – ответил Лаурус. – Но рано или поздно нам придется прийти к Бараггалу.
– Почему? – спросил Фелис.
– Потому что туда придут все, – ответил Лаурус.
– Странно как-то получается, – жаловалась вечером Каме в шатре Процелла. – Мы только что одержали победу, а кажется, что война еще вся впереди.
– Не стоит делить войну на части, – ответила Кама, распуская завязи котто.
– Я не об этом, – замотала головой Процелла, откладывая в сторону пергамент Эма. – Я о том, что гахов гнал на Анкиду мурс. Даже два мурса. Твой старый знакомый Диафанус и этот Сальд, с которым ты уже столкнулась однажды в Змеиной башне. Значит, вся эта погань – и орда, и гахи, и Эрсет, и то, что творится в Ардуусе, – это все одно и то же. Почему они позволили уничтожить гахов? Не умнее ли было бы держать их для того, чтобы брать наши замки? А в поле убивать нас ордой или воинами Эрсет? Почему?
– Потому что ты примеряешь чужое платье на себя, – ответила Кама. – Платье, которое никогда не станешь носить. Кто тебе сказал, что их интересуют замки и города?
– А что же тогда? – не поняла Процелла. – Власть над Анкидой. Возвращение Лучезарного, конечно, если оно возможно.
– Да, – задумалась Кама. – Возвращение Лучезарного, но не власть над Анкидой. Боль ради боли. И кровь ради крови. Боли было много. Крови – полные реки. Невидимые, они стекаются к центру Анкиды. И вот с этой точки зрения – они все делают правильно.
– То есть… – напряглась Процелла.
– Как можно больше смертей и с той и с другой стороны, – прошептала Кама. – Думаю, если бы их число было не просто велико, а неисчислимо, они бы вовсе обошлись без этой войны. Они бы убивали сами себя. Приносили себя в жертву. И радовались.
– А мы… – застыла Процелла.
– А мы защищаем то, что у нас есть, – пожала плечами Кама. – И ожидаем того, что случится. Ты разобрала пергамент Эма?
– Разбираю с трудом, – призналась Процелла. – Нет, он при мне прочитал все написанное, даже повторил некоторые куски. Но… я не понимаю. Тут нет ничего понятного. Ничего, за что я могла бы зацепиться и извлечь смысл. Разве можно колдовать, не зная, что ты делаешь? Что такое, например, будь – как он? Как это? А вот это – отрази и сверни? Ты можешь себе это представить? Тут даже нет обращения ни к силам воды, ни к силам земли, воздуха, огня – ничего. А вот это? Посмотри! Тут куча непонятных слов! Когда мне Эм читал это, я их не слышала. А они вставлены буквально через раз! Какая-то непонятная ерунда! Такое чувство, что Эм просто придумывал что-то на ходу. Сумятицу и бред. Забавлялся! С чего ты взяла, что он тот самый мудрец?
– Ты мне сказала, – пожала плечами Кама.
– Я? – удивилась Процелла. – Ну ладно, он знал секрет той смеси, что разрушила скалу. Так мало ли таких умельцев? А остальное – выдумки.
– Может быть, – Кама посмотрела на поблескивающую в чане воду и мотнула головой. – Я устала. Послушай. Я лягу спать. Не пойму, но мне отчего-то нехорошо. Кажется, потеря Орса ударила меня глубже, чем следовало ожидать. Я прошу тебя, прочти все, что написал Эм. Мне прочти. Когда я усну. Несколько раз.
– Все подряд? – удивилась Процелла.
– Все подряд, – кивнула Кама. – Не пропуская ни единого слова.
– И как долго? – нахмурилась Процелла.
– Пока не уснешь сама, – ответила Кама и добавила: – Уж постарайся не уснуть.
…Эм появился почти сразу. Он сидел на скамье, стоявшей на берегу светлого озера. Кивнул Каме, чтобы она села рядом. Помолчал немного, потом сказал:
– Это озеро Зумви. Лаэтское озеро. Хотя оно, как все вокруг нас, несколько тысяч лет назад было захвачено. Подробностей я не знаю, потому что после падения Бледной Звезды большая часть живых существ с этой стороны гор просто погибла. Даже и этих гор не было. Но наш род всегда жил на берегах этого озера. Вон там за холмами город Вохим. В ясную погоду виден остров Этхарзи. Сейчас он тонет в мареве. Когда Лучезарный пошел на Бараггал, мои предки отсиживались на острове. И когда свирепствовали храмовники в белых балахонах, мои предки тоже отсиживались на острове. Но всем островам приходит конец. Если ты сейчас говоришь со мной, то меня уже нет. Получается, что ты меня не уберегла.
– Прости, – прошептала Кама.
– Ничего, – пожал плечами Эм. – Такое уже случалось. Не со мной, конечно, но случалось.
– Кто ты? – спросила Кама.
– Обычный человек, – улыбнулся Эм. – Я же говорю, я из этих мест. А что было до Бледной Звезды, я не помню. Точнее, мои предки не помнят. Или мои предшественники, ведь не всегда бывают потомки. Вот какие у меня потомки? Не успел. Поэтому я передаю это тебе. А когда придет твой срок, если, конечно, корни Бледной Звезды не истлеют вовсе, ты тоже кому-то передашь это. Даже если ничего не напишешь. Просто придешь к тому, к кому тебе надо прийти, и расскажешь. Вот как я теперь, во сне.
– Ты… – Кама замялась. – Ты сейчас говоришь со мной сам? Или кто-то говорит со мной твоим голосом и в твоем облике? Или я сама говорю с собой?
– Не знаю, – нахмурился Эм. – Меня уже нет. Наверное, какая-то часть меня, мой отпечаток остался. Так же и я говорил со своим отцом и спрашивал его о том же. Чтобы ты успокоилась, скажу следующее: «Есть знание. Оно растворено вокруг нас. Я не о том, что стучит у тебя в висках. Это не знание, это сила, воля, напряжение. Называй, как хочешь. Я о том, что есть всегда. Даже тогда, когда пропадет все. У некоторых есть к этому знанию ключ. Точнее, некоторые сами являются ключом. Обычно про таких говорят, что они мудры с рождения. Их называют провидцами или пророками. Но я не из таких. Мои предки не из таких. Мы с Бледной Звезды. И ты с Бледной Звезды. Твои предки оттуда. Они умели передавать знания так же, как передают свитки – из рук в руки. И мои знания будешь знать ты.
– Зачем мне это? – спросила Кама.
– Спроси еще, зачем мне это, когда услышишь кукушку в лесу, – рассмеялся Эм. – Она просто кукушка. Так совпало. Только ты не бойся. Ты не поймешь всего сразу. Да это и нельзя понять, это просто будет жить в тебе.
– А как же камень, что внутри меня? – спросила Кама.
– Это не камень, – мотнул головой Эм. – Это тоже от Бледной Звезды, но это не камень. Это сила. Это узел на ее ткани. Это воля, которая может сделать что-то. Иногда что-то ужасное. Узнаешь. Это тоже есть в музыке, которая сейчас зазвучит. Но я не знаю. Мне не приходилось сталкиваться с камнем Митуту. Поэтому я не знаю. Слушай. Это красиво. – Он замолчал.
Прозрачная волна накатила на берег. Ветер развеял волосы Камы. Она сбросила одежду, вошла в воду и поплыла, слушая.
Это продолжалось долго. Ей показалось, что вся ее жизнь была мигом, после которого случилась бесконечность, бездна времени, длившаяся столько, что и ее жизнь забылась вовсе. Она плавала, летала, блуждала во тьме, пока наконец не оказалась перед странной дверью с закругленными углами. Кама ощупала ее, удивилась гладкости ковки, потрогала светильник над дверью, который не обжигал пальцев, взялась за матовую рукоять и толкнула дверь перед собой. В просторной комнате сидел человек. Он был одет в серую, свободную одежду и как будто рисовал что-то на прозрачном, выполненном из куска стекла столе. Кама оглянулась, поразилась огням, мерцавшим на стенах комнаты. Подняла голову и удивилась высоте потолка, которого словно не было вовсе. Шагнула вперед, вдохнула свежий, удивительно чистый воздух и подпрыгнула, таким мягким был пол под ее ногами. Стол под руками человека исчез. Он обернулся, и Кама узнала Сина.