Тень уходит последней
Шрифт:
– Нет, я не электрик.
– Знаю, знаю, вы - журналист. Читаю Вашу газету постоянно.
– Приятно слышать. Спасибо. И как она вам?
– Уж, больно проста, - со свистом высказывая некоторые слова, прошептал Кораблев.
– Но если поработать с вашим литсоставом и, конечно, э-э-фуу, с ее редактором, то можно, у-фуу-у, сделать хорошую газету.
– Как у партийцев?
– вы о коммунистах? Ой, фу-у-у, я бы их в партию даже не допустил. Слюнтяи, только бы на власти им нападать, а сами куда смотрят? Кто в такой партии сегодня останется? Фу-у-у! Пусть в таком случае берут пример
– Да, да, да, - согласился с ним Синцов.
– А что у вас произошло?
– Короткое замыкание в розетке. Боюсь теперь свет включать, а то, извините, чих, как шарахнет.
– Будьте здоровы, Александр Иванович! Я сейчас поднимусь к вам. Зайду домой, переоденусь, инструменты возьму.
– Ой, спасибо вам, молодой человек. Уважили!
– улыбнулся Кораблев.
"Значит, вот кто вы такой: коммунист, - быстро поднимаясь на свой четвертый этаж, думал Синцов.
– И, видно, в свое время работали инструктором горкома или райкома партии, а, может даже, и каким-нибудь секретарем по идеологии. Нет, скорее всего, оргсекретарем, эти за дисциплину, за соблюдение уставов, как те же кгбэшники. Значит, товарищ Кораблев, вы не тот, за кого вас принимают. А мне все равно, кто вы. А если смогу, то сейчас обязательно помогу вам, а то, что меня ждет в старости..."
Отворив дверь, Николай, забыв переодеться, ухватился за ящик с инструментами и, забыв проверить, захлопнулась за ним на ключ дверь или нет, побежал на пятый этаж.
Дверь восемьдесят девятой квартиры была заперта. То, что в ней точно жил Кораблев, Николай знал от жены.
Еще несколько раз, позвонив в нее, Николай задумался. Проверил, работает ли лифт. Нет. Значит, старик еще на полпути, где-нибудь на втором или третьем этаже.
Дверь напротив двери квартиры Кораблева приоткрылась, и из нее выглянула старушка.
– вы, молодой человек, к кому?
– поинтересовалась она.
– К Кораблеву.
– А-а, что-то у него опять загорелось?
– А как вас зовут?
– спросил у нее Николай.
– Я сосед снизу, Синцов.
– Синцов?
– протирая бровь, удивилась она.
– Не Ивана ли сын?
– Да, да.
– Химика?
– Н-нет, он мастером механического цеха работал. А-а, если вы о химкомбинате говорите так, то да, он работал на нем, считался химиком, как все люди, работающие там.
– Весь в отца, - строго осмотрев с ног до головы Николая, с какой-то надменностью в голосе, громко прошептала она.
– Фу!
– и потихоньку пятясь назад, стала закрывать за собой дверь.
– Фу-у!
– Кораблев остановился на переходе лестницы с четвертого на пятый этаж.
– Сейчас, сейчас юноша, позвольте мне отдышаться. Фу-у-у. С кем это вы там говорили, фу-у-у.
– С вашей соседкой напротив.
– А-а-а, с Ангелиной, ой, вы на нее не тратьте время, фу-у-у. Она - каверзная тетка. Считалка, ее кроме счета и цифр больше ничего не интересует.
– Не сказал бы, - улыбнулся Синцов.
– Что, фу-у-у, все в замочную скважину подглядывает, фу-у-у, - и старик продолжил подниматься.
– 2 -
В прихожей и комнате было темно. Николай Иванович сразу определил, на каком выключателе произошло короткое замыкание. Его синяя крышка была расплавлена, к счастью, не вся. выкрутив болт, он снял ее и чуть не присвистнул, алюминиевый провод перегорел в двух местах, разорвавшись на части.
На устранение "аварии местного значения" ушло около десяти - пятнадцати минут. Но лампочка в абажуре так и не загорелась. Оказалась, и она перегорела.
Синцов, недолго думая, сбегал домой, принес три лампочки и вкрутил их в абажур, который тут же вспыхнул яркими огнями.
– Спасибо вам, - поднялся из-за стола старик.
И только сейчас у Николая появилась возможность хорошо рассмотреть квартиру, в которой проживает Кораблев. Зал был большим, просторным. По бокам его стояли старого образца шкафы для книг, закрытые большими стеклянными дверцами.
"Три шкафа с одной стороны, три с другой, - отметил про себя Синцов. Подошел поближе к первому и снова удивился, так как вместо книг в них стояли широкие канцелярские папки, и у каждой из них на боку было написано большим закругленным по концам шрифтом слово "Дело N", а дальше, красивыми рукописными буквами, чему оно посвящено. Николай приблизился и прочитал:
"Аристов А.А., мастер рем. строй. цеха. 27 ноября 1972 год". И в скобках жирным почерком написано: "Погиб столяр, работавший за токарным станком. Рукав при обработке древесины стамеской, зацепился за нее и был затянут под переднюю бабку станка. Переломал во многих местах руку и разбил голову".
– Вот это да!
– воскликнул Синцов.
– Что там?
– спросил у Николая Кораблев.
– Про столяра, которого станок втянул в переднюю бабку.
– А-а, было такое дело. Ноябрь 1972 года, если не ошибаюсь?
– спросил Александр Иванович.
– Не ошибаетесь.
– Аристов?
– Да, - посмотрел на старика Синцов.
– Мягкий человек был, за это и поплатился.
Голос у Кораблева был теперь тихим. Видно, что отдышался.
– А чем все закончилось?
– До суда не дотянул.
– Как понять?
– удивился Синцов.
– Мать того столяра облила его керосином и подожгла прямо на выходе из цеха.
– Извините, Александр Иванович, а причем тут мастер цеха? Он, что, виноват в смерти столяра?
– Еще и как!
– тут же возмутился старик.
– Он не имел права ставить его работать за станком. У мальчика не было для этого допуска!
– А-а-а.
– вам только "а-а", молодой человек, и больше нечего сказать. А человека по вине мастера и не стало. Кто его вернет матери? Скажите мне.
– Да, да, извините,
– Если уж вас распирает любопытство, дальше читайте, а я пойду, чай поставлю. Только не уходите, уважьте старика своим вниманием.
– Хорошо, Александр Иванович, - согласился Синцов.
Кораблев попытался открыть дверцу стенки, в котором был собран этот архив, но она не поддалась его усилиям.
– Ключ где-то положил и не могу вспомнить, где, - сказал старик и вышел в прихожую.