Тень уходит последней

Цуприков Иван

– Нужно, нужно, - крепко пожал руку водителю Николай.
– Спасибо тебе большое, - и, удобнее усевшись, сказал.
– Поехали!

– Прямо, как Гагарин!
– засмеялся водитель.
– Здесь мне частенько голосует один старичок. Ему, уже, наверное, тяжело идти на остановку, так мне не трудно, торможу.

– Спасибо тебе за это, - похвалил Степана Николай.
– Им такое внимание очень важно.

– Да, ты прав, - согласился с ним водитель и разгладил рукой свои длинные усы.
– Я только начинаю рейс, в пять утра, и здесь, где-то

в пять - двадцать пять или семь проезжаю, так, он голосует.

– У-у, - и прямо на этом месте, где ты меня подобрал?

– Так, он из того же двора выходит, из которого ты сейчас вышел. Кто он?
– поинтересовался водитель.

– Так, могут выходить разные люди. Старик лет семидесяти пяти, в строгом пальто, на лицо такой суровый...

– Во-во, он самый, - перебил Николая Степан.
– А кто он?

– Пенсионер, отец моего товарища.

– Ну, сегодня от него так воняло псиной, - мотнул головой Степан.- Весь автобус носы закрывал.

– Так, у них сука живет, у нее течка, - соврал Николай.

– Я так и подумал. Такой тухлятиной несло, как будто она померла и завонялась.

– А меня товарищ и вызвал, говорит, отец куда-то ушел, волнуется. Собака бесится.

– Да врет все твой товарищ!
– хлопнул ладонью по рулю Степан.
– Я его часто больно в это время встречаю, а когда во вторую смену работаю, часто его высаживаю здесь, когда последним рейсом иду.

– Во сколько это?

– Так, где-то в половине двенадцатого ночи, на пять-десять минут раньше-позже.

– А где он садится?

– В последний раз на Гоголя, на второй остановке оттуда садился.

– Это когда?
– поинтересовался Синцов.

– Да три дня назад. Да, да, три дня. Только, что интересно, я его два раза в пятницу подвозил, - резко затормозил свою машину водитель.

Синцов глянул на дорогу и, увидев, что никакой аварийной ситуации на ней не было, обернулся к Степану.

– А, извини, - сказал тот и тронул свою "Газель" вперед.
– Точно, точно, в первый раз он садился где-то полпятого дня, второй раз... Нет, нет, где-то в половине седьмого, а второй раз, как всегда, в половине двенадцатого ночи.

– Значит, куда-то еще по делам ездил, - предположил Синцов.

– Да, сколько хочет, столько пусть и ездит, мне то, что, старик нормальный, деньги за проезд платит, не кричит, не ругается, тихий. А-а, вот, что мне в нем не понравилось: когда вечером его подвозил, был такой, как всегда, а когда ночью, злой был, стал за моей спиной, от него так разило вонью, как от суки, о которой ты говорил. Со рта его такая вонь шла, видно закладывает частенько.

– Да, уж, - вздохнул Синцов.

– И еще, - вспомнил водитель, - он еще одет был по-другому, в каком-то замызганном плаще черном, но такое впечатление, что его не раз макали в лужи и не стирали.

– В каком, говоришь, плаще?

– Так, я вроде сказал, в черном. Да, вроде, в черном.

– А не помнишь, где они подсаживались тебе в пятницу?

–

Во-о, я так и понял, что это разные люди.

– Так, помнишь, на каких остановках подсаживались к тебе?

– Я уже сказал, вроде. На Гоголя, третья оттуда остановка.

– высадишь меня напротив нее?

– Та, пожалуйста. Там еще комбинатский автобус постоянно останавливается.

Синцов достал из кармана телефон, раздумывая, позвонить ли Дятлову и рассказать ему о том, что сейчас узнал от водителя о Вертилове или Вертиловых.

"Но он, в принципе, сейчас очень занят и к моему звонку отнесется, как к попытке ему мешать. Тем более, он просил не влезать в его дела. Стоп, стоп, сейчас выйду, осмотрюсь и уж тогда перезвоню ему".

– Степан, ты там говорил, что у вас водительские места бывают свободными.

– Не-е, сейчас все заняты.

– А в мастерской?

– Э-э, нет, не знаю. Это ты к мастеру обращайся или к нашему начальнику. А кто у тебя там есть?

– Электрик, - соврал Синцов.

– О-о, такой специалист нам нужен, их днем с огнем не сыщешь. Как только появляется, так его сразу же какая-то мастерская к себе перетягивает или салон автомобильный. А он опытный?

– Да, из Украины приехал, работу будет искать. Он там, в автобусной колонне электриком лет пятнадцать, если не больше, проработал, - стал рисовать биографию виртуального человека Синцов.

– О-о, то, что нужно. Я сам из Донецка. Блин, что там натворили эти нацисты, руки бы им поотрывал.

– А как на тебя выйти то?

– А я чего, тебе тогда свой телефон не оставлял? Оставлял вроде. Ну, ничего, братан, записывай, плюс семь, девять двадцать два...

Николай, пожав руку Степану, вышел из автобуса и стал осматриваться по сторонам. Этот участок улицы был ему хорошо знаком. Почему? Остановка - это точно, и та калитка, что находилась за ней в метрах пятнадцати-двадцати.

"Погоди-ка, погоди-ка, так это же дом Столяровых!
– чуть не воскликнул Синцов.
– Хозяин Максим Максимович, кажется, работал токарем на химкомбинате, а его сын Алексей, аппаратчиком в химцехе - персоли или бромэтиле, точно не помню. Стой, а почему "не помню", на бромэтиле. Там он семнадцать лет назад и погиб", - остановился у калитки Николай.

– вам кого?
– окликнула Николая пожилая женщина.

– вас. Я к вам, - нашелся Синцов.

– Кто там?
– появился на аллее пожилой мужчина.

Глянув на его одежду, черный костюм, у Николая что-то кольнуло в сердце.

– вы, наверное, куда-то собрались?

– Да вспомнил я вас, - кашлянул Максим Максимович, - журналист вы.

– Да, да, - закивал головой Николай.

– Так, что стоите, проходите. Мы сейчас были у Леши на кладбище, сегодня годовщина, помянуть нужно. Проходите, - открыв калитку, Максим Максимович, пожимая руку Николаю, пропустил его во двор впереди себя.

Синцов прошел за хозяйкой к дому, подождал, пока она откроет дверь и вошел.