Тень уходит последней
Шрифт:
– Наверное, потому, что жалею своего старика. Он же работал на такой должности ответственной, что помню, как сейчас: приходил домой, брал бутылку водки, откупоривал ее и выпивал. И только после этого, посидев на диване, начинал отходить. Правда, это было не всегда, но такое было.
– И часто?
– Я же вам сказала, не всегда. Нет, он никогда не был алкоголиком. Но когда что-то на комбинате у него происходило, он вот таким образом давал об этом знать. Больше нам с мамой ничего не говорил. И, что самое интересное, после этой бутылки он оставался трезвым. А еще выключал телефон. А когда кто-то к нему приходил
– Вера Сергеевна, у вас очень вкусный чай.
– Спасибо.
Входная дверь отворилась, и в прихожую вошел Дятлов.
– Федор Викторович, - встретила его Вертилова, - что-то нашли?
– Не знаю, Вера Сергеевна, напоите лучше меня чаем, и мы с Николаем Ивановичем пойдем, а то будет совсем поздно. На работу, похоже, уже не успею сегодня.
Николай глянул на свой мобильный телефон и невольно про себя присвистнул, часы показывали 20:37.
Присаживаясь за стол, он незаметно для Вертиловой, моргнул Синцову, мол, кое-что нашел, но об этом потом.
– 3 -
Вертиловой удалось уговорить Синцова еще немножко задержаться у нее дома, до десяти часов вечера. Время, за которым постоянно следил Николай, как назло, шло очень медленно. Разговор с хозяйкой не вязался. Она принесла две чашки с чаем и хотела одну из них, которую держала в левой руке, поставить Синцову, но тут же ойкнув, поставила ту, что держала в правой руке.
Николай сделал вид, что этого не заметил и, мельком взглянув на Веру, отметил, что она, прикусив губу, наблюдает за ним.
"К чему это?
– подумал Синцов.
– Может, в одну сахара пересыпала, а в другую нет. Посмотрим".
Сделав вид, что отхлебнул чаю, спросил у Вертиловой:
– Когда вы рассказывали об отце, о его ответственности, как он переживал из-за каких-то неприятностей, происходивших у него на работе, я сразу подумал, какая вы - умница, как вы любите отца.
– Спасибо, - резко встала Вера Сергеевна и потянулась через стол к чашке Николая. Но тут же остановилась, и когда Николай ей поближе пододвинул чашку с конфетами, сказала.
– Да, да, спасибо. Может, вам принести горячего чая, а то он уже остыл?
– Горячий чай не люблю, Вера Сергеевна, спасибо. Расскажите что-нибудь еще об отце. Он какой? Ну, имеется ввиду, сильный характером, смелый, честный. Когда вы получали двойки...
– Я была отличницей.
– И, наверное, высокомерной?
– исподлобья посмотрел на Веру Николай.
– Почему вы так решили?
– Пробовал.
– Хм, я вам, что, чай, варенье, суп?
– Вертилова широко открытыми глазами смотрела на Синцова.
– Человек.
– Хм, лучше бы любовница, - хлестанула взглядом Николая Вертилова и, обойдя стол, подтянув вверх юбку, оголив ногу, села напротив Синцова.
– Так как?
– Нет, нет, Вера Сергеевна, хватит, я не сторонник этого, - оттолкнувшись рукой от стола, Синцов встал и отошел подальше от женщины.
– А что ж было у нас с тобой совсем недавно, забыл? Коленька, забыл о моих ласках?
– Вера Сергеевна, упершись руками сзади себя о стол, несколько раздвинула свои
– Разве я тебе не нравлюсь? Иди сюда.
Николай приблизился к ней и прошептал:
– Мне понравились вчерашние духи.
– А-а, сейчас, - и Вера, спрыгнув со стола, выбежала из комнаты. Николай, взяв чашку, понюхал. Этот запах, наполненный ароматом ванили с малиной, был ему хорошо знаком. Облокотившись на стол, взял чашку Веры и понюхал ее. Он пах обычным чаем, индийским или кавказским. Попробовал его, горьковатый. Сделав несколько больших глотков, наполнил чашку Вертиловой своим чаем и поставил ее на место.
Вера бегала недолго. Николай, услышав стук ее приближающих шагов, успел сесть на свое место и взять полупустую чашку.
– Ну как?
– вбежала в комнату Вера и, на секунду задержавшись у двери, замедляя каждый свой шаг, стала приближаться к нему, раскачивая бедрами.
Николай сделал глубокий вздох и вид, что обомлел от кисловато-сладкого с оттенком лимона запаха ее духов.
– Стой, стой, у меня что-то в голове мутится, - прошептал он.
– Дай, я приду в себя.
– Правда?
– выразила удивление Вертилова и посмотрела в чашку Николая.
– Молодец, давай поговорим, - и вернулась к своему месту.
– А ты любишь быть слабым или сильным, подчиняться женщине или подчинять ее себе?
– и, полуоткрыв свой рот, следила за каждым его движением.
– Смотря, какая это женщина, - замахав перед собой ладонью, словно отгоняя от себя комара или дым, сказал Синцов.
– Во-от и хорошо, - прошептала, причмокнув губами Вера, и сделала несколько глотков чая.
– А теперь посмотри, как здесь страшно, - с шипением прошептала она и, взяв маленькую пластмассовую коробочку, лежавшую у сахарницы, - нажала на кнопку.
Свет в комнате стал медленно угасать. Через несколько секунд в комнате стало полутемно, зажглись фонари-свечи, от зеркал, направленными лучами тусклый свет попал на головы животных, и те в этот момент словно стали оживать. И ведь, действительно, оживать, поворачиваясь то вправо, то влево. Пусть чуть-чуть, но это было.
Николай, взглянув на Веру, отметил ее напряжение на лице и ее внимание к нему. Видно, ее очень волнует он сам, наблюдает, как он сейчас поведет себя при виде оживших голов. И он тут же начал подыгрывать, пугаясь медведя, вскочил со стола и стал пятиться назад, потом, резко обернувшись к голове кабана, всплеснув руками, пятился назад от него.
– Это тебя к нам подослал Киреев!
– громкий голос неожиданно появившегося в гостиной старика, по-настоящему вспугнул Николая.
Но Синцов не ответил на его вопрос, а продолжал смотреть на голову лося, около которой стоял невысокий, чуть сгорбленный, худощавый и седовласый старик. Он его хорошо видел боковым зрением, но виду не подавал.
– Папа, успокойся, он выпил твой препарат устрашения, - хохотнула Вера Сергеевна.
– И, похоже, ты в нем ошибался.
– Нет, он был в больнице у Киреева, ты же это знаешь.
– Ну и что. Но тот старик там уже не лежит. Его тоже, как и тебя, кто-то достает. Я тебе уже об этом говорила. Ой, неужели и у меня, после нюхания твоей отравы, голова поехала? Ой, как здесь страшно, ой, - Вера Сергеевна вскочила на ноги и, смотря на голову кабана, стала всеми руками отмахиваться от чего-то невидимого и, похоже, очень страшного для нее.