Тень Уробороса. Эпоха лицедеев
Шрифт:
В моем случае все было по-другому. Мало того, я вспомнила свои галлюцинации, даже когда пришла в себя через несколько часов. Будто ударом гонга меня пронзила мысль: я не знаю, откуда, вернее, когда те люди из моего полусна. Когда они жили. И действительно ли жили они? Но так четко, детально увидеть и самих незнакомцев, и мир, что их окружал — не наш мир! — мне с моим отнюдь не художественным воображением не удалось бы никогда.
На всякий случай я уточнила
Отметив это загадочное обстоятельство, я закинула его на антресоли своей памяти, решив разобраться во всей путанице, когда появится больше фактов. А до поры до времени списала увиденное на счет шалости воспаленного мозга. Да и маленький Квентин очень быстро отбил у меня охоту мыслить о постороннем.
Кормить его самой мне не хотелось. Во-первых, как бы я смогла в таком случае работать? Во-вторых, в наше время безопаснее давать младенцу заведомо очищенные продукты. Что там хорошего в моем молоке с нынешней экологией? В районах гетто где-нибудь в Северной Америке вскармливание грудью, быть может, еще и практикуется. Как и в арабских странах — в том же проклятом Египте. Но и смертность среди жителей трущоб — ужасная. Люди плодятся, как на конвейере, и умирают в том же темпе. Думать, чем кормить новорожденных, тамошним женщинам не приходится. Нет, такой участи своему Квентину я не желала.
Я пришла в себя и даже вернулась почти в прежнюю форму за полтора месяца. К тому времени старый мой отец, уже давно вышедший на пенсию хирург, подыскал для внука хорошую няньку. Джон Макроу и сам всегда любил возиться с детьми, но с возрастом стал бояться — руки, говорит, уже не те, страшно.
Еще одна огорошившая меня странность: после родов я стала панически бояться стука в дверь. А соседи наши обладали идиотской манерой именно стучать, а не звонить — и к нам, и к себе. Даже яростный рык моего буяна-защитника Снапа не мог окончательно развеять страх, который ледяной ртутью разливался по жилам. Джоан советовала обратиться к психологу, доктору Санчесу, но мне хотелось перебороть эти глупые слабости самостоятельно. Упорная борьба с собой привела к мигреням.
Когда Квентин уже начал потихоньку ползать на животе, я получила видеовызов из Вашингтона и поняла, что на меня вышел Луис Чейфер. После такого перерыва мне уже не хотелось возобновлять какие бы то ни было отношения. Но все-таки женское любопытство заставило меня принять связь.
Луис выглядел старше, чем в прошлом году. Я спросила, отчего это, и он сослался на огромный объем работы.
— Я сплю по два часа в сутки… Неважно. Ты как?
Я сказала, что нормально. Меня поражали его перемены. Куда подевался весельчак-Чейфер?
— Можно мне приехать, Кейт? — спросил он. — Я знаю, что поступил как скотина, надо было сразу забрать тебя с собой… Но… все было так нестабильно… Ты же знаешь, что сейчас творится здесь, у нас…
— Мне не привыкать, Луис. Ты же в курсе, у меня был опыт, когда меня «забрали с собой». Так что можешь не корить себя: я отказалась бы от переезда. С отцом мне лучше.
— Ок, я приеду, и мы поговорим. Можно?
— Что ж, приезжай. Разве я могу запретить?
— Чудесно выглядишь! —
Интересно, а почему он так уверен в том, что я, к примеру, не вышла замуж? Самовлюбленный, избалованный женским вниманием наглец…
Говоря о нестабильности, Чейфер имел в виду беспорядки, творящиеся в Штатах. Война расползалась по всему миру. «Замороженное» в конце прошлого века производство ядерного оружия «оттаяло». Теперь смертоносные ракеты были почти у всех стран. Ощетинившись друг на друга боеголовками, враждебные альянсы походили на участников мексиканской дуэли. Террор процветал. Смотреть телевидение было просто невозможно, не рискуя при этом окончательно свихнуться. Я не смотрела, но ведь нельзя зажать уши и не слышать разговоров коллег, нельзя замкнуться от всего мира в своем мирке. До чего же я завидовала умалишенным калекам!
Не могу сказать, что спокойно было и в нашем городе. Я с трудом пробивалась сквозь пробки, нервничала, барабаня ногтями по пластику руля, с восстающим из самого сердца раздражением поглядывала на виновников затора. Чаще всего ими были полицейские. Вооруженные до зубов, они останавливали подозрительные машины и приступали к внимательному досмотру. Я прекрасно понимала, что из-за ежедневных терактов во всем мире это вынужденная и правильная мера, но… Ах, да если бы еще такие обыски что-то меняли! Бомбы как рвались, так и рвутся. Люди как дрожали, так и дрожат, оказываясь в толпе и боясь друг друга.
4. Предвестник
Петляя между стоящими автомобилями, ко мне подбежала молоденькая медсестричка из нашей больницы:
— Сеньора Бергер! Простите, вы не возьмете меня?
Я разблокировала дверцу, и она плюхнулась в соседнее кресло.
— В чем там дело, Миранда?
— Это Вещатели, — ответила она. — Долбанные сектанты! Простите… Устроили теракт в подземке. Говорят, сначала вошли, как всегда. Затянули песню о конце света, вопили, что Пиночет был третьим антихристом и что мы должны противиться возвращению Режима… Психи. А потом кто-то из них прямо в вагоне облился бензином — всю канистру на башку себе! — и зажигалкой. Вообразите себе такое в час-пик, сеньора!
— О, господи!
— Вот именно! — Миранда перекрестилась и поморщила веснушчатый нос. — Фу! Я вся провоняла гарью, кажется!
— Да нет. Ты была в том вагоне?
— Святые угодники, нет! Я не успела туда войти. Еле прорвалась через оцепление, когда побежала толпа… Ага, кажется, тронулись! — девушка углядела, как «голова» бесконечной автомобильной «змеи» двинулась вперед, подтягивая за собой разноцветное «тело». — Как дела у Квентина? Выздоровел?
— Это у него просто резались зубы, — улыбнулась я.
— Ага, у них бывает. Ну, слава Богу, прорвались!
Мы выскочили на автостраду. Миранда всегда такая: задает вопросы и не выслушивает до конца ответ. Язык ее опережает мысли…
В трех кварталах от клиники я смогла наконец прибавить скорость. Мое внимание сосредоточилось на дороге, и я сильно вздрогнула от вскрика спутницы. А вздрогнув, рефлекторно придавила педаль тормозов.
— О, боже мой! О, боже мой! — лепетала Миранда.
Я посмотрела туда, куда с круглыми от ужаса глазами таращилась медсестра.