Тень воина
Шрифт:
Гаврила сидел по горло в воде, и вылезать на сухое место не рвался. В голове было пусто. Даже мысли о еде куда-то исчезли.
– Я в других местах и не был. Я прямиком к тебе. Из самого Киева…
– Ты хоть знаешь, к кому пришел?
– на всякий случай спросил Гольш.
– А то, - ответил Гаврила.
– К тебе. Ты ведь Гольш?
– А что я с тобой прямо сейчас сделать могу?
– ласково спросил волшебник, ни сказав ни да ни нет.
– Представляешь?
– А то, - ответил Масленников. Фонтан продолжал
– И что, не страшно тебе?
Гаврила пожал плечами. От этого движения по воде пошли круги - Страшно, конечно… Только я не просто так. Я по делу… Заклятье на мне.
– Заклятье, - повторил за ним Гольш.
– Ну, ну…
Он щелкнул пальцами, и журчание прекратилось. Гаврила повернул голову. Струи воды, только что барабанившие по воде застыли в воздухе, словно превратились в лед.
– Вылезай, - сказал хозяин.
– Что нам так беседовать? Я сегодня добрый…
Он посмотрел на мокрого гостя и рассмеялся.
– А то сидишь, как червяк в яблоке.
Гаврила уже понявший, что сразу его волшебник не изничтожит, ответил, боясь своего страха.
– Так я и говорю. Не могу. Вылезу - плохо всем будет.
– Да ладно тебе, - сказал Гольш.
– Вылезай. Нечего кочевряжиться. Я не вредный. Честью прошу. Что бы ты обо мне не думал, надеюсь, обойдется. Не к купцу все ж пришел, к волшебнику…
Гаврила отрицательно покачал головой. Сейчас он боялся не Гольша. Что его бояться? Вон какой славный старик. И груша вон у него…
Он боялся своего страха. Гольш не стал его уламывать дальше. Он просто шлепнул ладошкой о подоконник, и Гаврилу вынесло из фонтана и уронило рядом с волшебником.
– О-о-о-о-х, - сказал Масленников. Жестко было.
Сидеть мокрым было не удобно, но у него и в мыслях не было раздеться и обсохнуть. Кто знает, как себя старик поведет, если посчитает, что Гаврила у него в доме помывочную устроил. А старик-то и впрямь оказался не вредным. Потрогав волчевку, от которой несло уже не только псиной и уксусом, но и чем-то еще, спросил:
– С самого Киева, значит?
Гаврила осторожно кивнул.
– Ну, я ваши обычаи знаю, - сказал Гольш.
– Сперва мыться, потом вино пить и закусывать…
Он поднял руки, явно собираясь что-то сделать, но не успел Гаврила отпрянуть и зажмуриться, как волшебник опустил их, так ничего и не сотворив.
– Будем считать, что ты уже помылся и пришел черед вино пить.
Он легонько прищелкнул пальцами и пробормотал что-то. Воздух перед Гаврилой огруз, прогнулся и оттуда, словно через дыру в мешке, вывалился столик на резных ножках. Едва они коснулись пола, как на полированную розовую гладь столешницы упал кувшин. Гаврила попытался отпрянуть еще дальше, но не удалось - спина и так уже упиралась в стену. Гольш посмотрел на него с недоумением.
– Ты
На каждый вопрос Гаврила истово кивал головой.
– И вина не пьешь?
– Почему это?
– хрипло сказал Гаврила.
– Почему это не пью? Пью, когда налито…
Чтоб не сердить волшебника (Кто знает, что у того на уме. Добрый-то он добрый, а вот как начнет…) он поднял кувшин и выхлебнул немалый глоток.
Внутри стало тепло и легко. Страх, что червем ползал где-то в брюхе, смыло вниз, и он пропал там.
– Ну вот, - удовлетворенно сказал волшебник, радуясь, что привычная картина мира не изменилась, и славяне оказались точно такими же, какими он себе их и представлял.
– А ты боялся…
– Если б я тебя боялся, тут все по-другому было, - воспользовался поворотом разговора журавлевец.
– Я ведь к тебе с тем и пришел…
– Ну и что тебе от меня нужно?
– спросил Гольш.
– Золота? Царевну? Давай, проси. Я сегодня добрый…
Брови Гавриловы поползли вверх, но тут волшебник притушил вспыхнувшую в Гавриловой груди радость.
– Просить можешь, а вот получишь или нет… Это еще посмотреть нужно.
– Мне бы, - вскинулся Гаврила, но Гольш сказал.
– Да ладно, я сам разберусь…
– Разберись, разберись, - пробормотал Гаврила, подумавший, что волшебник-то он волшебник, да вот разбирается ли он с тенями… Пусть-ка попробует.
– Получше посмотри. Как умеешь.
Гольш почувствовал вызов в словах и прищурился.
Несколько мгновений он смотрел словно сквозь гостя. Гаврила почувствовал, что взгляд проникает под волчевку, под кожу, забирается глубже. Он заерзал и запахнул полы своей шкуры. Кода он решился посмотреть в глаза волшебнику, то тот уже смотрел на него нормальными глазами.
– Ну, - спросил Гаврила.
– Видал такое?
– Такое… - медленно повторил Гольш, задумавшись, и Масленников немедленно возгордился.
– Такое я видал раз триста… - неожиданно окончил волшебник.
– Чем удивить хотел. Заклятье в тебе на запах, тень потерял, а вот что с рукой не пойму…
– С руками?
– переспросил Гаврила.
– С рукой… А все остальное в тебе - прах, тлен и паутина. Это тебе, может, в диковину, а я…
От избытка сил, а может от озорства, он взмахнул руками.
– Я такого навидался, что ты и представить себе не сможешь. Ну, хочешь, с тебя в зайца превращу?
Гаврила слегка отодвинулся. Так. На всякий случай.
– Если тебе силу девать некуда ты бы меня лучше в нормального человека превратил.
Кувшин сам собой взлетел в воздух, и пенная струя ударила в дно невесть откуда появившейся чаши. Смакуя вино, Гольш возразил.
– А чем тебе сейчас-то плохо? Руки-ноги целы…
Конечно волшебник - он не от мира сего. Все, что и так понятно ему требуется объяснить и показать.