Тень
Шрифт:
Отсюда в щенке не было заметно никакого уродства. Фаолан подумал, что единственный его недостаток заключался в том, что он родился слишком рано. Ранние щенки, родившиеся не в обычный срок, не были малькадами в полном смысле слова, но от них все равно стремились избавиться, потому что их было трудно выхаживать.
Лаэль взобралась по крутому склону на самую вершину холмистой гряды. Она шла ровно, не сбиваясь с размеренного шага. Маленький щенок беспомощно болтался, свисая из ее пасти, и только слабо пошевеливал задней лапкой. Взобравшись на вершину, Лаэль положила щенка на землю — прямо под воздушной тропой сов! Фаолан знал, что как раз здесь пролетают совы, направляясь к вулканам, — Гвиннет тоже летала этим путем собирать угольки. И здесь же проходила лосиная тропа.
«Как предусмотрительно!» —
Сам Фаолан очень смутно помнил то время, когда был таким же брошенным щенком. Он помнил только то, о чем ему рассказывала Гром-Сердце: что его бросили на берегу в луну Трескучего Льда и что кусок льда, на котором он лежал, откололся и поплыл по реке. Волчонок наверняка бы утонул, захлебнулся или умер от холода, не вцепись он в ногу медведицы. Теперь от того времени он помнил только тепло медведицы и вкус ее молока, но ни за что бы никому не пожелал повторения своей судьбы. Вместе с тем он прекрасно понимал, что это не особо высокая цена за сохранение чистоты крови. Таков закон. Таково одно из самых строго соблюдаемых правил.
Продолжая наблюдать за обеей, Фаолан обратил внимание, что она положила щенка не просто на землю, а на плоский камень, как будто бы специально поставленный здесь для этой цели. Идеальное тумфро! Даже не оглянувшись, обея отправилась назад той же дорогой, которой пришла.
Серебристого волка переполняли противоречивые чувства — тревога и любопытство. Удивляется ли щенок тому, что пропал молочный запах его матери? Что он сейчас ощущает? Холодно ли ему под пронизывающим ветром? Можно ли его спасти, как спасла медведица самого Фаолана? Но нет, это невозможно, ведь у него нет молока и, уж конечно, это было бы грубейшим нарушением законов волчьих кланов страны Далеко-Далеко.
Когда обея растворилась в надвигающейся дымке сумерек, Фаолан почувствовал, что больше не может сидеть на одном месте. Он вылез из углубления и стал подниматься на вершину гряды. Еще даже не дойдя до тумфро, он услышал слабые всхлипывания щенка. Дорога казалась ему бесконечной. с каждым шагом молодой волк ощущал, что нарушает самые священные правила поведения. Но в конце концов, он же только посмотрит, и всё.
«Неправда, — признался он сам себе, когда жалобные всхлипывания стали слышны более четко. — Ты хочешь его утешить».
Все это время Фаолана не покидало чувство, что за ним следует тень МакДункана. Глодатель поднял глаза к вечернему небу. На нем не было ни созвездия Великого Волка, ни звездной лестницы, ни Пещеры Душ. Почему же он тогда чувствует эту тень?
Фаолан сделал последний шаг. Вот щенок, еще более крошечный, чем он ожидал. Да к тому же девочка, идеально сложенная, рыжая со слегка золотистым оттенком шкурки. Он никогда не видел настолько красивых волчат. Девочка оказалась такой крошечной, что от каждого удара сердца содрогалось все ее тело. Конечно, долго малышке не протянуть. Уже начинали падать первые редкие снежинки. Наверное, будет лучше, если девочку занесет снегом и она просто уснет навсегда. Говорят, что это очень спокойная смерть. Если снега будет много, то он скроет ее от глаз сов и хищных животных вроде рыси или кугуара. Да и лоси по глубокому снегу не ходят.
Фаолан не стал дотрагиваться до малышки. Вместо того он взобрался на камень и завыл песнь, обращаясь к Великому Люпусу. Это была молитва с просьбой послать снег.
Ночь над нами наступает, Ветер лютый завывает. Вот бы снег пошел скорей! Сразу стало бы теплей. Пусть покроет он, как шубкой, Тельце крохотной малютки. Ведь она совсем одна, Только светит ей луна. Появившись лишь на днях, Умирает на камнях. Некому ее согреть, Накормить и пожалеть. Где ж ты, главный волк небесный? Прояви свой дар чудесный! Протяни свою ей лапу, Пусть признает в тебе папу. Защити ее от сов, От когтей и от клыков, И от лис, и от лосей, От непрошеных гостей. Покажи домой ей путь, Где мечтают отдохнуть И щенки, и старики; Где резвятся у реки Братики ее и сестры В хороводе шумном, пестром; Где медведи и карибу Сообща гоняют рыбу; Где охота позабыта И тропа для всех открыта.Глава десятая
Саркиз-Топи
Саркиз-Топи разводила огонь в глиняном очаге у входа в пещеру, когда из кустов к самому ее входу, едва переставляя лапы, вышла изможденная волчица.
— Великий Люпус, — пробормотала Сарк. — Погоди немного, сейчас я тебе помогу.
Кивком она указала на пещеру, но ее капризный глаз, которые, как утверждали некоторые злые языки, цветом походил на протухший желток, смотрел при этом совсем в другую сторону. Незнакомая волчица испуганно содрогнулась.
«Ну что ж, — подумала Сарк. — По крайней мере, у нее достаточно сил, чтобы пугаться моего глупого глаза».
На негнущихся ногах волчица подошла ко входу в пещеру. Ей отчаянно хотелось отдохнуть, но было немного не по себе рядом с этой странной отшельницей, живущей за пределами обитания кланов, которая сама разводила огонь и которую многие называли ведьмой. Но на этом огне Сарк готовила свои зелья — зелья забвения. А ей очень нужно всё позабыть.
Когда глаза ее привыкли к полутьме, волчица подошла к куче шкур в углу и, трижды повернувшись вокруг себя, легла. Принюхавшись, она учуяла запах матери малькада, бывшей здесь до нее и спавшей на этой самой шкуре. Запах был старым, более года.
Волчица ужасно устала, но заснуть не могла. Глаза ее бегали по пещере. Странное это было логово. С оленьих рогов на стенах свисали кожаные мешки, а на выступах стояли глиняные горшки и чашки. Волчица слышала, что Сарк владеет магией превращения глины в твердые вещи, которыми можно пользоваться. В этом она походит на сов, но совы обычно применяли для этого металл, а не глину. То тут, то там на стенах висели шкуры со странными отметинами — как будто по ним поскребли обугленной палкой. Волчица не имела ни малейшего представления, зачем они нужны и что из себя представляют, хотя некоторые шкуры показались ей довольно красивыми. Были здесь и пучки перьев — не сов, а куропаток или рябчиков. Сарк собирала даже цветы, травы и мхи — сухие связки растений тоже висели рядом.
Тут в пещере появилась хозяйка. Она подошла к лежащему на боку глиняному кувшину и зубами вынула из него пробку. Небольшая струйка жидкости вытекла из кувшина прямо в подставленную под его горлышко чашку. Сарк добавила в жидкость несколько сухих листьев из висевших под потолком пучков. Затем из другой чашки она взяла сухой мох и посыпала им питье.
— Выпей, — сказала она, ставя чашку со смесью перед волчицей. — Это поможет тебе забыться.
Забывать о случившемся матери малькадов начинали сразу же после того, как их выгоняли из стаи. Какое-то время внутри них обитала темная пустота, оставленная пропавшим щенком. Потом эта пустота постепенно затягивалась, темнота становилась серой, светлела и превращалась в тень былой потери, позволяя им перейти в новый клан, стать членом новой стаи и найти нового супруга. Однако у некоторых это длилось дольше. Они задерживались на краю тьмы, словно не желая идти дальше, и пустота внутри них не уменьшалась.