Тень
Шрифт:
Потом Фаолан нашел еще несколько косточек. Их уже было довольно много — за один раз все не взять. Он захватит первую часть, отнесет ее к лапе Гром-Сердца, а когда вернется, то, возможно, настроение у него уже поменяется, и он сможет закончить рисунок.
Но, вернувшись, Фаолан не нашел кости, которую начал глодать. Им овладело какое-то нехорошее чувство. Неужели его все-таки кто-то видел? И почему тогда этот кто-то забрал именно эту кость, а не любую другую? Тем не менее Фаолан даже немного радовался, что не завершил глодание. Пусть малышка уже и закончила свое земное
На его отсутствие в клане внимания не обратили. Волки до сих пор отмечали успешное окончание охоты, хотя суматохи поубавилось, да и запах крови стал глуше. Вокруг валялись кости, которые должны были обработать три глодателя. Фаолан принялся за бедренную кость, которую ему дала Мхайри.
Луна Замерзшей Звезды исчезла, и ее место занял тоненький серпик луны Трескучего Льда. Приветствуя ее появление и празднуя уход зимних голодных месяцев, вместе с Грир, скрилином Речной стаи, завыла Аластрина. А потом, посреди ночи, пошел проливной дождь, небо озарилось всполохами молний, похожими на тысячи ярких костей.
Два скрилина начали сейлидх-фир — небесный танец огня. На этот раз они воспевали историю Скаарсгарда, того самого Прыгающего волка, который помогает малышам взобраться на звездную лестницу. Фаолану это показалось добрым предзнаменованием — вероятно, та малышка действительно находится на пути к Пещере Душ. Он надеялся, что она благополучно доберется до места, где сможет спокойно отоспаться, а потом пуститься в игры с друзьями.
Но тут скрилины перешли к истории упрямого маленького волчонка, который постоянно спрыгивал с лестницы. Это была любимая история многих волков, в форме вопросов и ответов повествующая не о малькаде, а о простом умершем волчонке. Аластрина пела за Скаарсгарда, а Грир — за волчонка.
— Куда ты убегаешь, малыш, малыш? — пела Аластрина.
— Я спешу отведать мясо лисы, которую поймала моя мама, — вторила ей Грир.
— Тебе не нужно мясо в Пещере Душ, о малыш.
— Еще я не попробовал лосося, который плавает в реке.
— Ты оставил свои зубы на земле, о малыш. Теперь ты свободный дух. Позабудь о мясе, тебя ждет небо.
— Я не смогу заснуть на голодный желудок. Дай мне поесть.
— Теперь ты не будешь голодать, у тебя нет зубов, нет желудка. Ты дух на звездной лестнице.
— Но я так тоскую!
— О чем же ты тоскуешь?
— О снах, которых у меня не будет; о мясе, которое я не поем; о реках, которых не переплыву.
Фаолан слушал эту песню впервые. Ему она вовсе не казалась такой уж забавной, как остальным волкам трех стай. И сон никак не шел, хотя он надеялся, что после успешных поисков костей ему не о чем будет волноваться. Он часто просыпался от того, что в его снах маленькая волчица постоянно спрыгивала со звездной лестницы, но не потому, что желала отведать мяса или рыбы, а потому что хотела отомстить.
Проснувшись на заре, он обнаружил, что его лапы влажные и покрыты корочкой соли. Значит, ночью он сильно потел. Это был пот страха.
Глава шестнадцатая
Дымка Мораг
Брангвен смотрел, как Мораг на негнущихся ногах выходит из большой пещеры, которую они делили с тремя годовалыми волчатами на западной окраине территории МакДонегалов. Они принадлежали к стае Танцующих Великанов, названной так по десятку каменных глыб, расставленных по равнине, где располагались их логова. Мораг вышла, чтобы позвать среднего щенка, Брекко, и отругать его за то, что он без спросу отправился на охоту за зайцами. Недавно он принес весьма жирного зайца, истекающего кровью, и это было против правил. Конечно, хорошо, что из Брекко вышел такой умелый охотник, но где его манеры? Неужели он хочет, чтобы по его следам к их логову пришли другие, более крупные и злобные животные?
Сначала Брангвен сам хотел подойти к Брекко и надрать ему уши, но Мораг остановила его, сказав: «Нет, лучше я». Он и сам это понимал. С тех пор как Мораг споткнулась на бирргисе, она была сама не своя. Наверное, она боится снова упасть, иначе зачем передвигается так осторожно, словно старая волчица? Пусть этот ее выводок, вероятно, и последний, но у многих зрелых волчиц, особенно таких загоняющих, как Мораг, оставалось еще много сил для охоты.
Брангвен поморщился, увидев, что Мораг наткнулась на один из Великанов. Брекко оглянулся и тоже это увидел. В глазах его читалось такое болезненное изумление, что Брангвену показалось, будто его ударили.
«Я не должен вмешиваться. Пусть она сделает это сама», — повторял он себе, пока Мораг приближалась к сыну. Брекко плотно прижал уши к голове, а хвост опустил между задних ног. Брангвену вдруг подумалось, что он походит на презренного желтого глодателя из Речной стаи МакДунканов. Мораг зарычала, отчитывая сына. Она даже шлепнула его, но Брангвен видел, что без особой злости. Брекко несколько мгновений смирно стоял, словно ожидая, когда же его ударят сильнее. Но Мораг повернулась и зашагала обратно к пещере.
Войдя внутрь, она ничего не сказала, а только дважды обернулась вокруг себя и улеглась на шкуру карибу. Глаза ее были полузакрыты. Брангвен видел только две зеленые щелки, не такие яркие, как прежде, как будто их покрывала пленка. Он улегся на соседнюю шкуру.
В это время года солнечный свет падал прямо в пещеру до самого заката. Тени медленно перемещались по полу. Брангвен подумал, что его супруга заснула, но она и не собиралась спать. Мораг размышляла, как ей быть с тенью, которая поглощает ее изнутри, и стоит ли говорить об этом Брангвену.
Это началось задолго до того злополучного бирргиса. Это началось, когда щенята еще жили в логове, в котором родились, и когда она отправилась на поиски нового. Она зашла гораздо дальше, чем намеревалась, и не сразу заметила, что покинула территорию МакДонегалов и пересекла большую реку. Было так приятно погулять одной и немного отдохнуть от надоедливых малышей.
На другом берегу реки она нашла череп медведицы гризли, к запаху которой примешивался какой-то другой запах, показавшийся ей знакомым. Это был запах ее серебряного щенка со звездной пылью в мехе.