Тэн
Шрифт:
Получен новый предмет!
«Воющая ведьма»
Тип: двуручный топор
Класс: уникальный
Мин. Сила для использования: 5
Урон: 17-18
Критический урон: 1.1х
Особые свойства: при атаке имеется 20% шанс наложить эффект «Страх» на все цели в радиусе 5 м. Воля +1, восстановление очков духа +1/сек.
До того, как попасть вам в руки, эта секира принадлежала сканду по имени Сигурд. Ее бывший владелец пал в бою, но его грозное оружие до сих пор сеет смерть и внушает ужас всем на полях сражений. А в новой рукояти, что сделал для вас кузнец, заключена сила посоха, что носил колдун по имени Рунольв Медвежий Коготь.
Красотища. Обновка от Волунда не только объединила свойства секиры и посоха, но и, похоже, чуть подросла по характеристикам по сравнению с оригиналом. Я уже успел подзабыть показатели урона и модификатора на крит, но минимальная Сила для использования совершенно точно была на единичку больше. Я отошел на пару шагов и несколько раз крутанул новую «Ведьму» в руке. Лезвие привычно загудело в воздухе. Да… Другие ощущения. Волунд не обманул – секира стала чуточку легче. Укороченную рукоять оказалось куда проще перехватывать, перебрасывать из правой руки в левую и даже держать двумя. Самое то, чтобы хоть как-то компенсировать бессовестно отжирающий выносливость тяжелый доспех. Плюс Воля – теперь полтора десятка пунктов ровно. Я дыхнул на лезвие, начертил Тейваз и с удовольствием отметил, что синяя шкала заполнилась буквально за несколько секунд. Остается только продержаться в бою как можно дольше.
И сделать то, ради чего я, собственно, и вышел на порог Длинного дома в такую рань.
Никого. Волунд словно почувствовал, что меня сейчас не стоит отвлекать, и испарился – его шаги и стук палки уже стихали за углом. Все. Один. Только я и Фолькьерк. И как новый дом нуждался в моей защите, так и я сам нуждался в помощи этих стен, помнивших не одно поколение славных предков тэна Олафа. Не знаю, мог ли я рассчитывать на их помощь, но умение договариваться с духами в моем арсенале имелось.
Я ладонью прикрыл глаза от восходящего солнца и вдохнул холодный ветер с фьорда. Денек выдался погожим – хороший знак. В нескольких десятках метров передо мной на берег накатывали темные, слегка отливающие синевой волны. За спиной – Длинный дом. Сердце Фолькьерка. Центр. Лучшее место для того, чтобы создать Круг. И, пожалуй, самое правильное. Когда начнется битва, мы можем сдать берег, уступить Орму на горных тропах и даже позволить ему пройти за ворота. Но если нас отбросят сюда, дальше отступать будет уже некуда. И мы победим – или все ляжем здесь, прямо на пороге Длинного дома. И пусть настроенные мной еще по дороге от Хильды бонусы во всем Круге действовали одинаково, я уже усел убедиться – не все в «Гардарике» измеряется циферками.
Я выдохнул, закрыл глаза и мысленно потянулся во все стороны, цепляя струящиеся через Фолькьерк нити энергии. «Истинное зрение» включилось само, послушно подсвечивая скрытые за стенами алые силуэты людей. Но в серой дымке мира духов подсвечивали и сами дома, за долгие десятки, а то и сотни лет впитавшие отпечатки ауры тех, кто жил здесь раньше. Ярче всех, конечно же, сиял Длинный дом – даже затылком я чувствовал исходящее от него тепло. Мягкое, острожное. Свое.
– Крепкое слово пою – с ним ни меч не коснется гостя, ни стрела, ни болезнь, ни враг, что не глазу не видим.… - тихо прошептал я. – Помоги…
Защитный купол появился вокруг меня. Поначалу крохотный, но с каждой секундой его радиус увеличивался ровно на пять метров. Подозреваю, что «Истинное зрение» тоже брало свое, беспощадно подъедая и без того стремительно сохнущую шкалу духа, но без него ничего бы не получилось. Мне зачем-то непременно нужно было видеть, как прозрачно-желтая граница купола рывками переползает все дальше и дальше, накрывая песок и скалы, редкую пожухлую растительность, кое-где поблескивающую еще не успевшей растаять утренней изморозью, и убогие низенькие домишки. Как подбирается к берегу… Ну же, еще немного!
В ушах хлопнуло так, что я на мгновение оглох. От налетевшего с фьорда ветра глаза тут же заслезились, но за мгновение до того, как севшая в ноль синяя полоска вышвырнула меня обратно в человеческий мир, я успел увидеть, как защитный купол пошел трещинами и лопнул, осыпаясь тающими в сером мареве бестелесными осколками. Неудача – да еще и со звуковым эффектом.
– Йотуновы кости, - проворчал я, потирая пострадавшие уши.
– Тебе больно? Что… что произошло?
Да блин, они что – сговорились так подкрадываться? Впрочем, после такого хлопка я прозевал бы и приближение даже всего гремящего железом хирда Орма Ульфриксона в полном составе.
Сестра Катарина чуть опустила капюшон, защищая глаза от яркого солнца. Уж не знаю, что она успела подумать, увидев меня привалившимся спиной к двери Длинного дома и совершенно ошалевшим от сбившегося заклинания Круга. Одно радовало – оглушительный спецэффект, похоже, достался только мне. Монахиня ничего не слышала.
– Ты пытался сотворить колдовство, тэн? – спросила она. – Я слышала, как ты шептал что-то, а потом…
– Я говорил со своими богами, - огрызнулся я. – А они не любят чужих ушей.
– Я помешала тебе?
Вопрос подразумевал некоторое раскаяние – но в голосе монахини его не было ни капли. Из-под капюшона блеснула белозубая улыбка. Не издевательская – скорее наполненная чем-то вроде искреннего сопереживания. И это раздражало… и обезоруживало. Хотелось рявкнуть что-нибудь грозное или хотя бы топнуть ногой, но что-то меня удерживало. То ли само осознание нелепости подобной выходки, достойной младшего школьного возраста, но никак не положения тэна, то ли отсутствие повода…
То ли то, что монахиня меня ничуть не боялась. От нее исходило что угодно – любопытство, желание помочь, сопереживание, озабоченность – но точно не страх.
– Нет, не помешала, - проворчал я. – Я пробовал говорить с духами-покровителями этого места…
– И они тебя не услышали? – догадалась монахиня. – Не хватило сил?
Откуда ж ты такая умная взялась, в горы тебя к троллям?.. Впрочем, высушенная подчистую синяя шкала наверняка отразилась на мне и внешне. Или монахиня умела видеть мои показатели каким-нибудь очередным «Зрением». Или и сама не раз ощущала не себе дефицит очков духа. Или еще штук двадцать-тридцать примерно равновероятных «или».