Теневая месса
Шрифт:
Он не стал писать царю. Грэтиэн не одобрил бы такое вмешательство. Которое, к тому же, не принесло бы плодов, ведь всё упиралось в отсутствие доказательств. Подручные Лиама ничего не смогли нарыть, что уж говорить об агентах из Китривирии. Согласно Железному пакту, принятому в 503-ем году, союз между Китривирией и Лесами Орэта обеспечивал обоим странам военную и экономическую поддержку, но запрещал вторжение в политическую ситуацию. Поэтому илиары не могли вмешиваться в расследование и уж тем более в решение суда. Но в убийстве была обвинена Айнелет, которую царь публично признал законной дочерью и назвал её именем своего рода…
Лиам вскочил с кровати ещё до того, как услышал стук в дверь. Даже в стенах Журавлиного дворца ему было, чего опасаться, но он ограничился только коротким взглядом на кинжал на тумбочке у кровати. Убийцы в дверь не стучат.
Приоткрыв дверь и увидев между двумя своими стражниками щуплую фигуру прислуги, он вопросительно поднял брови.
— Его Величество желает вас видеть.
Лиам никак не выдал удивления, только кивнул.
«Кильрик вызывает меня к себе? Да ещё и в такую рань?»
Собираясь закрыть дверь, Лиам отступил и взялся за ручку, но заметил, что курносая служанка всё ещё стояла на месте. Где-то он уже её встречал…
— Masdaus… Возможно, вам покажется этот вопрос неуместным, но…Gariaral1.
— Задавай, — разрешил Лиам.
— Госпожа Лета уехала навсегда?
Калани. Служанка Айнелет. Ему никак не удавалось запомнить её лицо.
— Kour douivre2, - отвечал Лиам и неспешно закрыл дверь, оставляя служанку наедине с её молчаливой печалью.
Неудивительно, что Калани пришла к нему с таким вопросом. Айнелет дарила ей свои украшения, часто обедала с ней вместе и вела себя так, словно они были подругами. У придворных это вызывало недоумение, реже — недовольство, а у прислуги дворца — искреннюю симпатию. Многие хотели, чтобы Айнелет взяла себе ещё одну служанку. Претенденток на это место было бы не пересчитать.
«Она уехала навсегда», — мысленно проговорил Лиам и прислонился спиной к двери.
Вряд ли она скоро его простит. А ехать за ней и уговаривать не было смысла. Такие женщины остывают слишком медленно и имеют особенность мстить своим обидчикам. Он добился бы в лучшем случае крепкой оплеухи и не менее крепкого словца.
Он подождёт. Будет терпеливым. У него в запасе ни один десяток лет, да и Айнелет, как он полагал, сможет прожить свыше трёх человеческих жизней. Она унаследовала от обоих родителей долголетие.
Лиам постоял немного в рассветной мгле, наполнившей его комнату. Красноватые лучи встающего солнца медленно ползли по крышам домов, разгоняя туман. Мастер закрыл окно и принялся торопливо одеваться. Не стоило заставлять короля ждать, особенно если это был первый за несколько недель визит.
Причесав густую копну волнистых волос и застегнув пуговицы жилета до самого горла, Лиам выбрался из комнаты. Стражники, дежурившие всю ночь, безмолвно отправились за ним. Дворец всё ещё спал. Только прислуга давно была на ногах, работая на кухне и в саду. Некоторые выгуливали бесчисленных собак. При дворе было модно заводить питомцев, но для хозяев они являлись скорее предметами интерьера. Заботились о них слуги. И Лиам имел собаку в первые годы после того, как он вошёл в совет, — породистую длинноногую гончую по имени Ромашка, которую он обожал и выгуливал сам. Но собачья жизнь была короче человеческой. Лиам просто не смог завести другую.
Решив сократить путь, он пересёк внутренний двор и через один из залов с реликвиями поднялся в башню, где жил король. Такой дорогой мало кто пользовался, так как зал был уже несколько лет заперт на реставрацию, но у Лиама были ключи. Миновав винтовую лестницу, он оказался перед дверями королевских покоев. Стража без колебаний пропустила его, в чём сомнений у него не было. Он сам отбирал воинов в личную гвардию короля. Это была единственная обязанность, от которой совет почему-то не пытался его отстранить.
В покоях короля его встретили запахи лекарственных трав и темнота. Окна были плотно зашторены, а в камине пылал огонь. Лиаму моментально стало жарко. Король лежал на высокой кровати, а вокруг него вилась служанка, выполняя лечебные процедуры.
Услышав скрип двери, король встрепенулся и отмахнулся от служанки, накладывавшей на его лоб очередное пропитанное травяными настоями полотенце.
— Dai la?3 — спросил он.
— Masdaus, Vaa Rellien.
— Leaille-mus4.
Служанка поспешно прибрала все свои полотенца и склянки в шкафчик на стене и выпорхнула из комнаты. Лиам присел на кровать и взял в свою руку протянутую к нему ладонь короля. Она была очень холодной, несмотря на духоту в комнате. Бесцветные глаза старика пытались найти лицо Лиама, но Кильрик и при дневном свете плохо видел, что тут говорить о темноте.
— Олириам, мальчик мой, — пробормотал король. — Я рад, что ты пришёл.
— Ваше Величество.
Лицо Кильрика осунулось ещё больше с того последнего раза, как Лиам видел его. Острые уши совсем вытянулись, а тени под глазами при свете камина казались чёрными.
— Гонтье не разрешал пускать ко мне никого, кроме себя. Считал, что это подорвёт моё здоровье… Но какое тут здоровье? Я умираю.
Лиам опустил голову.
— Я умираю последние десять лет. Но сейчас… — король прервался на мгновение, закашлявшись. — Сейчас я чувствую, что конец слишком близок.
Лиам накрыл его сухую ладонь второй рукой.
— Прости меня, мальчик мой. Я и сам не хотел продолжать наши встречи… Совет слишком подозрителен. Он кишит змеями, падкими на золото моего бастарда… Не обманывайся, Олириам. Я бы никогда не отвернулся от тебя, если бы не хотел сохранить наши встречи втайне. Слишком… Слишком многих врагов мы оба с тобой имеем. Но настало время для самой важной беседы.
— Я бы никогда так не подумал, — соврал Лиам.
Старик, как и прежде, сохранял толику хитрости. Но что он замышлял, раз не хотел, чтобы кто-то следил за ними?
— Сегодня я прикажу признать девочку невиновной, — продолжил Кильрик. — Пусть дальше ищут настоящего убийцу. Твоя подруга этого не совершала. Её глаза… Я увидел чистую, незапятнанную гнусностями душу. Что до доводов Гонтье… Они не убедят даже простака в том, что она виновата в гибели моих сыновей.
Лиам ограничился кивком. Но сердце всё-таки радостно зашлось в груди. Ведь помутнённый старостью рассудок короля наконец прояснился.
Он не стал называть Гонтье настоящим убийцей. Если Кильрик не осознал этого сам, то незачем было огорчать короля. Каким мерзавцем бы ни был Гонтье, он его сын, и поверить в то, что бастард смог убить своих братьев, Кильрик попросту не мог. Лиам придвинулся ближе к королю, чей голос становился всё тише с каждым днём.