Теневая месса
Шрифт:
— Не могу привыкнуть.
— Я же говорил, что…
— У меня всё равно ничего не выходит, — перебила Кинтия.
Дометриан смирил её настороженным взглядом и отложил перо в чернильницу.
— Ты привыкнешь. Моя бабушка Гиперместра почти никогда не покидала своей спальни, с самой свадьбы. Но, честно говоря, у неё был сложный характер, — царь улыбнулся. — Она не любила ни торжественных приёмов, ни пиров, ни простых прогулок по городу. Общалась только со своей служанкой… Ты — другая, Кинтия. Ты скоро привыкнешь
Она не стала возражать и, обогнув стол, наклонилась к царю и поцеловала его в лоб.
— Есть
Дометриан выдержал довольно продолжительную паузу, заставившую Кинтию ощутить лёгкую тревогу.
— Сегодня мне пришло письмо из Лутарийских княжеств.
— Надо же, — удивилась Кинтия. — От кого?
— Дита Иундор просила меня о помощи. Невероятно, как её мольба преодолела целое море и руки множества посредников. Отправителем был купец из Зарибора. Предугадывая твой вопрос, я отвечу, что да, это точно писала она. Я узнал её почерк.
Кинтия помрачнела.
— Ты ведь понимаешь, как страдают сейчас там чародеи?
— Понимаю. И знаю, что моя дочь тоже в княжествах.
— Я видела Айнелет во сне, — сказала Кинтия. — Она среди своего братства, тебе не о чем беспокоиться, мой царь.
— Однажды их братство было почти уничтожено, — заявил тот в ответ. — Инквизицией. Недолго ждать, когда последователи этого культа вновь решат покончить с хранителями нечисти… Однако все происходящие и будущие события в княжествах по-прежнему не наша забота.
— Вы говорили об этом ещё с кем-нибудь? — спросила провидица.
— Да. Я посещал Силлогзциум. Мудрейшие остались при своём — вмешательство равносильно жертвам среди илиаров. И с ними нельзя не согласиться. В то же время подавляющее большинство моих советников выступает за то, чтобы разрешить ситуацию с возродившейся Инквизицией.
— Неужели?
— Многие видят повод для войны, — пояснил Дометриан. — В конце концов, чародеи Оплота могли бы стать нашими союзниками, да и все другие, кто хочет спастись от новых порядков. Эти беженцы только укрепили бы нашу позицию среди других государств. Фанет и вовсе полон желания сравнять все города людей с землёй. Он прикрывается защитой магов, но ты и я прекрасно знаем, что чародеи его интересуют мало.
Кинтия помолчала немного, обдумывая сказанное Дометрианом.
— Мы можем остановить кровопролитие в землях людей, мой царь, — наконец проговорила провидица. — У нас хватит на это средств.
— Мы прольём тем самым больше крови.
— Нет, если наши корабли пристанут к берегам Великой Земли лишь для того, чтобы забрать беженцев, а не разжигать огонь войны.
Теперь настал черёд Дометриана молчать, задумчиво переводя взгляд с Кинтии в окно и обратно. В её словах была доля правды, но такое предложение следовало тщательно взвесить и обдумать, что царь и старался делать. Самой Кинтии с трудом удавалось унять гнев, бурливший в ней с того самого момента, как она узнала о событиях в Лутарийских княжествах. Дело было даже не в том, что она понимала чародеев и воспринимала их боль и унижение как свои собственные. Она сама прошла через тьму недопонимания и жестокость окружающих, через ад, который устраивала ей её же семья — ад, причиной которому стали её магические способности, о которых в её родной непросвещенной деревне никто и не слышал. Но Инквизиция жестоко наказывала не только магов. Под их плеть и огонь попадали невиновные. Тут уж совсем сложно было сохранять трезвую голову.
Кинтия наблюдала за царём и надеялась, что он примет мудрое решение.
— Там моя дочь, — вдруг сказал он, бездумно уставившись перед собой. — Если с ней что-то случится… К тому же Оплот… Чародеи всегда стремились добиться мира между илиарами и людьми, а теперь оказались жертвами последних. Это не наша война. Но отвернуться от нуждающихся равносильно тому, чтобы своими руками обречь их на гибель.
— Фанет во многом прав, — вставила Кинтия. — Просто… Просто представь, если Инквизиция так сильна сейчас, что произойдёт после того, как она искоренит магию в княжествах? Для Матери Света существует только человечество. Все другие — гномы, эльфы… Они враги людям.
— Они не доберутся до Грэтиэна, — возразил царь. — Эльфы находятся под моей протекцией. Человек, что ведёт сейчас Церковь, отнюдь не дурак. Он не станет связываться с нами.
Кинтия вздохнула, не сумев скрыть своего разочарования.
— Неужели ты ничего не предпримешь? — вырвалось у неё.
Дометриан долго смотрел на супругу, прежде чем поднялся с места и подошёл к ней.
— Подобные решения требуют времени, — сказал он и протянул к ней руки. — Выбор между тем, чтобы вмешаться или, наоборот, остаться в стороне, уже не в первый раз возникает передо мной. И всегда я думаю о тех жизнях, которые могу сохранить, если не стану ввязывать себя и моих подданных в такие конфликты.
Кинтия позволила ему обнять себя, ощущая на спине его горячие руки. Ей иногда казалось, что по венам царя текло тепло настоящего солнца. Его кожа никогда не бывала холодной.
— Подумай о тех жизнях, что ты можешь спасти, вмешавшись в бесчинства Инквизиции, — проговорила она, отстранившись. — Благодаря илиарам, те, кто участвовал в Битве у Хребтов Безумца, уцелели, а Орден Аррола был уничтожен навсегда. Илиары помогли людям. И сегодня мы можем помочь им ещё раз, отбив у Инквизиции Сапфировый Оплот.
Дометриан не ответил, но Кинтия знала, что её слова были достаточно убедительны. Если уж Фанет не мог повлиять на царя, то слова провидицы и страх за свою дочь сделают своё дело.
Она подошла к окну, вдыхая пропитанный морской солью воздух. Когда-то она мечтала жить возле моря. Жить в великом городе Сфенетре, где жизнь ни на миг не затихала, где утром будил шум суетливого рынка, а ночь опускалась на землю под звуки кифар; где улицы патрулировали легионеры, а в гавани собирались торговые корабли множества других стран; где жар золотого солнца смывался сладкой солью Жемчужного моря, а зимой после долгих месяцев засухи с неба проливались тёплые спасительные ливни.
Она столько лет молила Алайдею избавить её от страданий, а получила куда больше. Боги даровали исцеление от ран прошлого и гостеприимство этого удивительного города. Более того, они позволили ей обрести семью.
— Помнишь моё видение о твоём сыне? — спросила она, обернувшись к царю. — Знаешь, почему я не видела лица матери, только тебя и младенца?
Дометриан поравнялся с ней.
— Потому что сама была ею, — сказал он, положив ладонь на заметно округлившийся за несколько месяцев живот Кинтии.