Тенгрианец
Шрифт:
Но решения отвести его в городскую мечеть я не переменил.
– Пошли в город, – предложил я, когда мой гость проснулся и вышел на улицу умыться из моего кувшина.
– Зачем в город? – громко отхаркивая, спросил он.
Мы сели завтракать. Я принес хлеб, две лепешки, купленные у узбека через два дома. Заварил чай и пригласил гостя к дастархану. Пока я читал дуа перед едой, мой гость взял одну лепешку, свернул её, как свиток, и отправил целиком в рот. Пока он, пусть с уже несколько меньшим рвением, разделывался со второй лепешкой, я налил чай и заговорил:
– А знаешь ли ты, друг мой, что в городе нашем есть прекраснейшее
– Что это за место? Что там есть?
– Ну, это мечеть. Дом Всевышнего. Как бы объяснить…
– Там есть …? – и он указал на кусок лепешки прежде чем засунуть в свою глотку.
В тот момент я был готов обещать своему новому другу всё что угодно. Перед глазами моими встала картина райского сада таким, каким я его себе представлял.
– Конечно! – воскликнул я, – кристальный горный мёд, благоухающий солнечными лугами, рассыпчатый рахат-лукум, жирная и сладкая халва с фисташками, что крупнее персидских динаров, инжир, тающий на зубах, золотистые персики…
– А что-то более существенное? – перебил мой гость.
– Горы ароматного плова из свежайшей баранины. Казаны с мясом жеребцов, настолько молодых, что мясо само стекает с костей. Разнообразная птица, чьи ляжки и голышки так смачно похрустывают у тебя во рту.
Видимо, из-за того, что мой желудок был ещё совсем пуст с утра, я сам начинал верить в то, что говорю, живо представляя себе картины, невероятные и для самых красочных миниатюр и ковров Мерва и Хорасана.
– А что насчёт вин? – моего друга тема явно тоже начала интересовать. На мгновение вопрос этот смутил меня, ибо лукавить перед малознакомым дикарём – одно, а перед Всевышним – нечто куда менее соответствующее истинному правоверному. К счастью, он не дал грешной лжи выскочить из моих неуверенных уст:
– И женщины, там наверняка много прекрасных женщин. Это всегда так бывает, брат, – с видом человека, пытающегося доказать собеседнику какую-нибудь истину, говорил он, – там, где еда и питье и веселье, там всегда женщины – желанные гости. Это они умеют.
Он отодвинулся от дастархана и лег с мечтательным видом, о чём-то мечтательно вздыхая. Я закусил кулак и изобразил нечто вроде кивания, вовсе не означавшего никакой лжи.
– Пошли! – резко сев, сказал незнакомец. Он вскочил на ноги, едва не ударившись в потолок моей низкой комнатки.
– Но куда? – смущенный такой решительностью собеседника, ответствовал я.
– Туда, в эту, как ты сказал, мешт.
– В мечеть, – поправил я.
– Да, в мешит, – ответствовал он, – Пошли! Хочу поскорее увидеть всё это.
Я хотел было возразить, но он просто взял меня за пояс, сгреб в охапку вместе с моим рваным халатом и своими не менее рваными кусками одежды, и вышел на улицу. Так мы направились в город: он – пешком, а я – словно поклажа – на нём.
***
В своём описании города, данном в начале этого рассказа, я упустил несколько важных деталей. Город Син, при всей своей безмятежной провинциальности, ни в чём не сравнимой с пышностью и великолепием таких великих городов как Балх или Самарканд или Бухара, или Хива, или хотя бы Сарай, что на Едиле, всё-таки был городом. Более того, это была укрепленная горная крепость, стена которой была рассчитана на то, чтобы отразить лобовую атаку
Помимо стены город защищал ров перед нею. Ров этот был глубок, грязен и смраден, ибо в него выливались все нечистоты города, собираемые единственным в городе арыком, который впадал в этот ров в непосредственной близости от городских ворот. Сами врата эти были сделаны из железа и обиты крепчайшей в этих местах древесиной. Перед вратами, если смотреть с внешней стороны, был мост, по которому могли одновременно проехать две телеги или пять лошадей. Врата и мост охранялись городскими стражниками из монголов и тех, что не знают имен своих родителей. Четыре ряда по два человека слева и два справа от ворот – итого шестнадцать пар глаз – словно войско на шахматной доске, наблюдали из бойниц за мостом круглые сутки. И это не считая стражников, которые впускали и намного чаще выпускали людей и караваны из города. Мост этот был самым защищенным в городе месте, не считая, разумеется, мечети, охраняемой самим Всевышним и ангелами его.
Вдоль стены, которая была широка настолько, что по ней могли разъехаться две лошади в разных направлениях, постоянно дежурили стражники, располагавшиеся не более чем в шестидесяти кадамах друг от друга. Там, где стена врезалась в горы, стояли небольшие, но крепкие и неприступные башенки, в которых число стражников я оценить не мог, но, сдается мне, эти точки тоже охранялись довольно неплохо.
Мой, как оказалось, вспыльчивый и быстрый в решениях друг мог оказаться в щекотливой ситуации, пытаясь пробраться в город. А вместе с ним и я. При лобовой атаке, которую, казалось, готов был предпринять мой решительный друг, едва ли у него (зачеркнуто) нас (зачеркнуто) него были шансы против армии, защищавшей мост. Столь эффектное оборонительное сооружение было посланием далеко на север в дешт: «Этот город с наскоку не взять»!
Впрочем, имелись в город и другие пути. Не для степных воинов, разумеется, а например, для тех его жителей, что жили за его стенами. То есть, тех, что были вроде меня. Нередко, выполняя какую-нибудь сложную и долгую работу по переписыванию книг или подсчёту проданных овец по заказу каких-нибудь городских купцов или духовенства, я делал её у себя дома, при свете свечи. Получал я такую работу обычно в городе, где-нибудь на площади у мечети или в районе торговых лавок у дороги, и тогда ходить от дома до заказчика и наоборот через мост было бы для меня слишком длительным и утомительным, особенно если в руках у меня бывали свитки с трактатами или счетные книги с расчётами.
Поэтому я ходил в город другим путём. В той правой, если смотреть снаружи, части города, в которой я, собственно, обитал, было много саманных домишек. В одном из таких жил и я. Домишки эти, с маленькими комнатами, кривые и грязные, стояли так плотно, что едва ли не друг на друге и в полном беспорядке, еще более запутанном, чем кривые улочки внутри города. И хоть отделял от стены города эти домишки глубокий ров, было переброшено через него несколько веревочных самодельных мостов, которые вели в отверстия в стене, а оттуда – в город. Такая архитектурная особенность города была удобна для её не самых благополучных горожан и вовсе не противоречила общей идее безопасности его. Снаружи из дешта город был всё ещё неприступен со рвом и стеною, а в случае нападения кровожадной конницы вряд ли её предводителям пришло бы в голову соваться в бедный саманный пригород.