Тени черного леса
Шрифт:
— Господин бургомистр, кто были эти люди? Они были военные или «черные». Я хотел сказать — эсэсовцы.
— Этого я не знаю. У одного была выправка явно военная. Двое остальных на военных не были похожи.
Больше ничего путного добиться не удалось. Мельников долго думал, брать бургомистра под арест или нет? Но потом решил ограничиться полумерами. Послал Копеляна, тот привел еще одного бойца, которого и поставили охранять дом. Так сказать, домашний арест. Приедут серьезные люди, пусть они и решают.
Когда
— А то, что, все это мне сильно не нравится, — подвел итог старший сержант.
— Да уж чего хорошего…
— Я не о том, я об этом объекте. Немцы, конечно, любили создавать всякие запретные зоны. Но сам посуди. Война кончилась, а людей убивают. Зачем?
— Постой, в первом случае же все вывернули, а во втором…
— Может, они и хотели замаскировать все под ограбление? Мы ведь и поверили. А второй раз не вышло. Этот самый Шахт был начеку. А убить его было надо.
— Получается, мы помогли каким-то гадам, сами того не желая?
— Выходит, так. Слушай, а как это ты его так мастерски разговорил? Я, конечно, по-немецки через пень колоду понимаю, но интонации-то чувствуются…
— Видал я в партизанах, как наши особисты работают. Да и у фрицев тоже учился. Были у нас люди, которые попадались к фрицам, а потом им удавалось уйти. Их всегда подробно расспрашивали, как говорили, да что им говорили…
— А я-то думал, в гестапо сразу пытать начинали.
— Не сразу. К тому же чаще нашими не гестапо занималось, а тайная полевая полиция [11] . И они не всегда сразу с мордобоя и пыток начинали. Но что мы узнали? Да, в общем, ничего. Хотя… Поняли, что дело действительно серьезное. Нам остается для начала — доложить о результатах.
Глава 3.
О ПОЛЬЗЕ СТУКАЧЕЙ
6 июля 1945 года, Зенебург
— Слушай, может, закончим эту нашу самодеятельность? — спросил Оганес, прихлебывая чай. — Тут явно должны разбираться серьезные люди, которым это по службе положено.
11
Тайная полевая полиция (ГФП) — структура, подчиненная Абверу. Иногда ее называют «гестапо Вермахта». В задачу ГФП входило поддержание безопасности в немецких войсках и борьба против партизан. В первый период войны основные антипартизанские операции организовались именно ГФП.
— Это верно. Но только понимаешь… Вдруг эти люди крутятся где-то рядом. Уйдут — и с концами. Я же не предлагаю лезть искать тот самый объект. И даже знаю, кто нам поможет. Фрау Эрна. Что она не знает, я думаю, в этом городке не знает никто.
И ведь как накликали. Городская стукачка появилась сама, как из-под земли. На этот раз выражение было не скорбно-торжественным, а просто гордым — как у кошки, несущей в зубах мышь.
— Доброе утро, герр лейтенант. Я к вам. Вы ведь расследуете убийства?
Оба оно как! Тетка уже все знала. Впрочем, деревня есть деревня. Что наша, что немецкая. Копеляна фрау совершенно игнорировала. Что, в общем, понятно. В немецкой армии была иная иерархия, нежели в советской, — и офицер стоял неизмеримо выше какого-то там обер-фельдфебеля. Офицер — это была уже совсем иная каста. И перепрыгнуть через эту разделительную черту было весьма непросто. Это не в Красной Армии, где Мельников после трех месяцев курсов надел офицерские погоны. Немцы любят и понимают чины и звания. У них с этим строго.
— Доброе утро, фрау Эрна, — приветливо улыбнулся Мельников. При желании он умел быть чрезвычайно обаятельным. — Я как раз хотел расспросить вас об убитых.
Удивительно, но на этот раз фрау Эрна сделала нетерпеливый жест. Но противоречить не стала.
— Эти… Они работали в Черном лесу. Это секретный объект. Там вот, — фрау показала на восток. — Его строили пленные. А эти — эсэсы. Инженеры-строители. Они занимали там какие-то большие должности…
Вот вам и сверхсекретность! Простая стервозная тетка знает больше, чем бургомистр. А чем черт не шутит — может, она знает, и что там такое строили? Так и спросил. Фрау Эрна сделала еще более нетерпеливое движение. Да что с ней такое? Понос разобрал?
— Там возводили какие-то подземные сооружения. Но, герр лейтенант, я могу сообщить вам нечто гораздо более интересное. Я знаю, где скрываются люди, которые натворили безобразий вчера и ночью. Или, по крайней мере, скрывались.
Мельников аж поперхнулся чаем.
— И где?
Стукачка показала на юго-восток.
— Там есть домик лесничего. Последние несколько лет он пустует. Сегодня с утра на рынок приезжали фермеры. Я слышала, дети говорили, что в этом домике кто-то живет.
— А где эти дети?
— Они, наверное, уже уехали. Но родителям они вряд ли скажут. Я слушала, как они об этом договаривались. Но если и скажут — крестьяне будут держать язык за зубами. Они и прежним властям никогда ничего не говорили. И вам не будут. Такой уж они народ…
Это точно. Как и белорусские. Лучше помалкивать — целее будешь. Честно говоря, партизанам сочувствовали далеко не все. Хотя бы потому, что где партизаны — там каратели, которые расправляются, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Но крестьяне все равно молчали. Так, наверное, и здесь. Вот горожане — они из другого теста.
— Благодарю вас, фрау Эрна.
— Я только исполнила свой долг. Я всегда на стороне порядка и против тех, кто его нарушает.
С этими словами фрау Эрна гордо удалилась.
Вот ведь кремень тетка! И ведь ей и в самом деле ничего не надо. Ни денег, ни славы. Как говорят, она и у нацистов никогда ничего не просила. Чудо германской природы.
Но размышлять об особенностях немецкого национального характера времени не оставалось. Мельников кинулся к майору. Тот выслушал хмуро.