Тени исчезают в полдень
Шрифт:
– Кто там из шоферов у нас есть? Сними Митьку с ремонта сенокосилок. Пусть какую-нибудь машину выводит из гаража. Да в провожатые кого-нибудь. Иринку, что ль, Шатрову глянь в телятнике…
Устин молча пошел к мастерским, а Захар принялся звонить в Озерки, Вере Михайловне.
Сидя в кузове, забитом свежей травой, Ирина Шатрова на коленях довезла Петра Ивановича до Озерков. То и дело она стучала Митьке Курганову в кабину – осторожней, мол.
У Озерков, километрах в пяти от села их встретила Вера Михайловна. Она, с растрепанными
– Спасибо тебе, родная… Как звать-то?
– Ира. Ирина.
Вера Михайловна посмотрела на нее, но ничего не сказала, склонилась к мужу.
Втроем они легко внесли в дом нетяжелое, безжизненное тело Петра Ивановича, уложили в постель. Митька ушел сразу же к машине, а Ирина смотрела, как Вера Михайловна растирала Петру Ивановичу перепоясанную синим шрамом грудь.
Наконец его лицо покрылось капельками пота, он задышал ровно и свободно. Вера Михайловна устало разогнулась.
– Зачем же он, Вера Михайловна?.. – еле слышно спросила Ирина.
– Что, Ирочка?
– Без него мы, что ли… Закроется, что ли, газета без него?
За окном нетерпеливо сигналил Митька, но Ирина не слушала его сигналов. А Вера Михайловна не расслышала бы сейчас, кажется, и артиллерийской канонады, потому что, нагнувшись над мужем, вслушивалась в его дыхание.
С этого времени, когда Петр Иванович Смирнов приезжал в Зеленый Дол, он по требованию Ирины безоговорочно останавливался у них с дедом Анисимом.
Глава 12
Таков был Петр Иванович Смирнов, шагавший сейчас рядом с Захаром Большаковым к конторе.
Улица была безлюдна. С низкого искрящегося неба лилось солнце. Оно было ослепляющее, но холодное.
Дома и избы Зеленого Дола, опоясанные штакетником, плетнями, а то и просто жердями, тоже слепили Захара и Петра Ивановича – в окнах вместо стекол, казалось, были вставлены бронзовые, натертые до жаркого блеска пластины.
Две зеркальные полоски – свежий след розвальней – прямо, как по ниточке, тянулись вдоль улицы от самых скотных дворов. Большаков давно уже посматривал на эти полоски. И вдруг спросил:
– Не видел, кто это подводу на конном дворе брал?
– Да Фрол Курганов. Только-только перед твоим приходом отъехал…
Большаков шагал чуть впереди, опустив голову вниз, точно боялся потерять след саней на покрытой за ночь снежной кухтой дороге.
Замасленные полоски вильнули в сторону, прямо в настежь распахнутые ворота кургановской усадьбы. Захар, подрагивая ноздрями, молча свернул туда же. Следом за ним, чуть помешкав, вошел и Петр Иванович.
Еще с улицы Большаков и Смирнов увидели подводу, стоявшую у поветей. Сам Фрол Курганов сбрасывал сверху пахучие пласты сена, а Митька укладывал их на розвальнях. Оба они, отец и сын, были
Завидев председателя, Фрол прекратил работу, выпрямился. От Курганова, разогретого работой, шел парок. В уголках губ его притаилась насмешка.
– Ну чего ты, батя? Кидай, – сказал Митька. И, обернувшись, увидел председателя. – Здравствуй, дядя Захар. Газетному писателю тоже привет, – кивнул он Петру Ивановичу. – Да кидай же, холодно ведь…
– Иди оденься, – проговорил сверху отец.
Митька соскочил с воза, ушел в дом. Фрол ковырнул еще раз-два вилами и опять повернул голову к председателю.
– Ну? Чего смотришь исподлобья? – недружелюбно спросил Курганов. – Несподручно этак глядеть-то, снизу вверх. Ежели наоборот, сверху вниз, – другое дело.
– Куда это ты сено хочешь везти? – тихо спросил, в свою очередь, Большаков.
– Тебе что? На базар, допустим. Сенцо сейчас играет.
– Так… Так я и подумал.
– Ну, раз догадался, об чем разговор тогда?
Лицо Фрола теперь ничего не выражало, кроме равнодушия, но в словах его все равно звучала насмешка. Захар вытащил из карманов руки и снова спрятал их. Смирнов понял, что внутри у председателя все клокочет.
– Пойдем, Захар Захарович, – торопливо проговорил он и потянул Большакова за рукав.
Из дома с большой эмалированной чашкой в руках вышла Степанида. В чашке лежала деревянная ложка. Степанида, видимо, собралась в погреб за солониной, но, увидев Захара, приостановилась на низеньком крыльце.
– Ой, у нас гости на дворе! Чего же Митя не сказал ничего? – тягуче пропела она, улыбаясь. Но улыбка вышла вымученной и жалкой.
Захар быстро взглянул на Степаниду, потом хотел еще что-то сказать Фролу, но только махнул рукой:
– Пойдем, Петр Иваныч.
– Да заходите в дом, что же вы? – проговорила Степанида.
– Ну-ка, не мозоль глаза людям! – прикрикнул на нее сверху Фрол. – Пошла в погреб, так иди…
И они разошлись в разные стороны: Захар с Петром Ивановичем – обратно на улицу, а Степанида – в глубь двора, в сарай.
На улице Смирнов несколько раз оборачивался в сторону кургановского дома. Фрол все еще черным столбом торчал на поветях. Упершись грудью о черенок вил, он смотрел им вслед. И Смирнову показалось, что председатель чувствует этот взгляд.
В конторе было жарко натоплено, так жарко, что окна «плакали» крупными ручьями, словно на улице шел дождь. Захар, не раздеваясь, присел к столу и закрыл лицо ладонями.
В другой комнате громыхнули ведром. В дверях показалась Наталья Лукина.
– Надо что-нибудь, Захарыч? – спросила она.
Председатель потер жесткой ладонью защетинившееся лицо:
– Не подъезжали еще члены правления?
– Пока едут.
– Что они, дьяволы! Было же сказано всем – к девяти. Как станут подъезжать, наших собирай.