Тени над Латорицей
Шрифт:
— А все-таки что люди-то говорят?
Козак пожал плечами.
— Молчат. Спрашиваю: слышали, что кто-нибудь ходил ночью поблизости? Молчат. Ну, а крик слышали? Опять молчат.
— А кто все это унаследует? — спросил прокурор.
— По закону, — ответил Вегер, — право наследования в первую очередь принадлежит отцу Илоны — Андору Иллешу. Но, уезжая в Венгрию, он оставил официальное заявление о том, что никаких материальных претензий к бывшей жене не имеет и от всех своих прав отказывается. Таким образом, главный наследник — родной брат Каталин — Эрнст Шефер.
— Где он был этой ночью?
— Еще не уточнили… Но известно, что Шефер пытался судиться с сестрой. Участок земли, на котором стоит дом Каталин, принадлежал их отцу. Во время войны Шефер смертельно боялся своего шурина, тержерместера Карла Локкера. Он не только не предъявил претензий на отцовское наследство, но даже помог Каталин строить новый дом. Хотя, правда, жаловался знакомым, что сестра не заплатила ему за работу, что она скряга и жадина. Советская власть частное право на землю упразднила. Как-то, опьянев, Эрнст говорил в кафе: «Убить мало такую стерву, как Катарин: родного брата обокрала!..»
— Это очень важно! — воскликнул начальник милиции. — Скорее всего, убийство совершил человек или группа людей, которые хорошо знали Каталин и которых она тоже знала… Не то что в дом — во двор не впустила бы она вечером постороннего.
— Возможна и еще одна версия, — сказал прокурор Стрелец. — Месть… Ведь стольких людей ограбил ее муж Карл Локкер, стольких отправил в концлагерь.
— Все это сделал жандарм Локкер, а не Каталин, — возразил майор Романюк. — А при чем тут Ева и особенно Илона? Дети не виноваты… И потом, кто же это откладывает месть на столько лет?
— Месть, честно говоря, такая вещь, — поучительно заметил Тур, — что не ржавеет. Раньше, возможно, боялись…
— Но зачем мстить Каталин? Она в те тяжелые времена вела себя совсем не так, как ее муж, — возразил Вегер.
— Разрешите, — попросил слова Козак. — Говорят, Каталин сама боялась мужа как огня. Он сделал ее своей женой, несмотря на ее сопротивление, и держал ее едва ли не под замком.
— А что, если она знала какую-нибудь тайну?
— Конечно, и эту версию можно разрабатывать. Пока она не отпадет или не выкристаллизуется… — Стрелец побарабанил пальцами по стеклу на столе.
— Стоит ли так уж распылять силы? — сказал Вегер.
— Для начала всех мобилизуем в ваше, Василий Иванович, распоряжение, — успокоил его начальник милиции.
В этот момент зазвонил стоявший на тумбочке телефон прямой связи. Романюк вскочил к взял трубку.
— Майор Романюк слушает. Здравия желаю, товарищ генерал. Да. Проводим оперативку. Пока еще — ничего. Немедленно сообщу. Есть. Кто? Так. От вас? Есть. До свиданья, товарищ генерал.
Начальник милиции положил трубку и на минуту задумался. Затем сел и, словно обращаясь к одному Туру, сказал:
— Едет оперативная группа из министерства. Нам в помощь. Во главе с подполковником Ковалем.
— О, — произнес Тур. — Коваль — это хорошо. Слыхал о нем.
Районный прокурор Стрелец тоже обрадовался новости — прибытие оперативной группы Коваля облегчало задачу
— Такое подкрепление! — сказал он. — Я думаю, это даст возможность пересмотреть состав нашей собственной группы. И у Романюка, и у нас в прокуратуре работа есть.
— Когда они приезжают? — спросил майора Тур.
— Уже выехали. Поездом. Встречать будем завтра.
— Мы, Петр Иванович, разумеется, не станем ждать, а приступим к делу немедленно. Коваль приедет — подключится.
— Уже приступили, Иван Афанасьевич. Товарищ капитан, — обратился Романюк к Вегеру, — давайте-ка план.
— План составлен отдельно по своим, местным жителям, отдельно — по возможным «гастролерам». И по каждой из выдвигавшихся здесь версий, — начал капитан.
— Василий Иванович, вы — и длинное предисловие? — перебил его начальник милиции.
— Ясно, Петр Иванович, — в глазах Вегера угасли искорки, и он характерным движением откинул голову назад. — Итак, конкретно. Версия первая. Убийство с целью ограбления. Возможны такие варианты. «А» — местные жители; «Б» — «гастролеры» с наводчиками из местных; об имуществе Иллеш приезжие знать не могли… Сейчас полным ходом идет проверка лиц, ранее судимых: как они живут, чем занимались в последние дни, где были вчера. Уже созданы группы из наших работников, которые направлены в общественные места: на танцплощадки, в рестораны, скверы и парки. И не только в нашем городке, но и в Ужгороде, Рахове, Берегове… Также и на базары, на толкучки, где, возможно, будут продавать вещи Каталины или ее дочерей. Дальше. По «гастролерам». Началась проверка мест, куда они могли прибыть: гостиницы, дома приезжих, подозрительные квартиры, находящиеся поблизости цыганские таборы. Таковы меры, которые уже приняты. Опрашиваем также таксистов и некоторых владельцев частных машин, не возили ли они каких-нибудь незнакомых. Городок у нас небольшой, таксисты людей в лицо знают… Пока все.
Романюк дочертил на листике бумаги какую-то завитушку и сказал:
— Есть дополнения. Во-первых, ищем только тех, кто приехал. А те, что выехали? Преступление могли совершить местные жители и затем сбежать. Так же, как и «гастролеры».
— Это точно, — поспешил согласиться Вегер, занося замечание в план.
— Во-вторых. Необходимо проверить вокзалы: железнодорожный, автобусный, аэропорт, — диктовал Романюк. — Поговорить с кассирами, носильщиками. Уточнить, кто приезжал и кто выезжал ночью из города. Организовать круглосуточный контроль объектов.
Вегер тяжело вздохнул. Круглосуточное дежурство! Майор понял его.
— Людей мало? Будем опираться на комсомольцев и дружинников. Оперативные пятиминутки созывать по мере надобности. Время работает против нас, Василий Иванович. То, что трудно найти сегодня, завтра будет труднее втрое, послезавтра — в десять раз. Все нужно делать четко и быстро.
Майор прекрасно знал, что Вегера не надо ни подгонять, ни воодушевлять: он и сам торпедой устремляется к цели. И если Романюк произнес эти слова, то вовсе не для Вегера, а для следователя из Ужгорода: он-то ведь видит Вегера впервые.