Тени прошлого
Шрифт:
Наконец, Витас увидел нужный указатель, свернул с дороги и, проехав ровно три километра, остановился. Вот и колодец, вот и камень.
Он с трудом сдвинул огромный камень в сторону, и вытащил из углубления целлофановый пакет. Вернувшись в кабину, достал из пакета паспорт на имя литовского гражданина Антанаса Петраускаса, со всеми необходимыми отметками: Регистрационный лист, с отметкой центрального отдела миграционной службы Варшавы о месте проживания, крупную сумму «евро». Тут же, в паспорте, находился клочок бумаги с номером
Природа словно затаила дыхание. Ни шелохнутся листья деревьев. И в селе, что находилось рядом, собаки словно вымерли…. Даже петухи, казалось, кричали редко и с неохотой.
Такая тишина бывает всегда перед утренней зарей, а попросту, — зорькой, когда заядлые рыбаки, затая дыхание, сидят на скрытых от постороннего глаза густым туманом сижах и, не отрываясь, следят за поплавками. Никто и ничего не нарушает эту тишину, разве что, где-то плеснет малек, убежавший от окуня или щуки, да проквакают прячущиеся в камышах лягушки.
Павел с Лустенко сидят на далеко уходящих в воду мостках, и сосредоточенно следят за поплавками. Хромов с Васьковым на лодке у противоположного берега, в камышах, там, где небольшой заливчик, очищенный еще с вечера ветром от ряски.
Клев, на удивление был, как никогда. Шел в основном карась. Изредка попадались плотвичка, окунь. Но как только красный диск восходящего солнца показался из-за кромки леса, — все, как обрезало.
— Все, мужики, сматывайте удочки. Клева больше не будет. — Донесся от противоположного берега голос Хромова.
И почти одновременно, со стороны домика егеря раздался крик:
— Мужики! Давай сюда! Уху пора готовить!
С вечера конечно уха осталась. Но, то была уха приготовленная егерем из рыбы, пойманной сетью. А свежая ушица, да еще из пойманного самим улова, это совсем другое.
Егерь, подполковник в отставке Толя Тищенко, по имени его называли только близкие люди, встретил Павла и Лустенко улыбкой. Забрал улов, направился к столу чистить рыбу.
Из камышового мыска донесся сначала перестук уключин, а потом появилась и лодка с Хромовым и Васьковым.
— Значит, Витя, завтра в путь-дорогу, — Павел задумчиво посмотрел на сверкающую бликами водную гладь озера и, вздохнув, добавил, — а когда снова встретимся, один Бог знает…
— Я тебе позвоню, Паша, — с улыбкой полуобнял друга Лустенко, — из Москвы, когда вернусь из Польши.
В стороне навеса, где вокруг костра стояли их друзья, донесся хохот.
Павел с Лустенко переглянулись, и быстрым шагом направились к ним.
— Что за шум, а драки нет? — спросил с улыбкой Павел.
— Да вот, Александрыч, — поднял красное от жара костра лицо Тищенко. — Эти умники, — кивнул он в сторону ухмыляющихся и подмигивающих друг другу Васькова и Хромова, — учат меня, старого рыболова, как готовить уху. И вычерпывая из висящего на треноге ведра тугую серую накипь, немного помолчав, скомандовал:
— Готово! Давайте собирать на стол…. А запах-то, какой?! — и бросил торжествующий взгляд на Хромова с Васьковым.
— Итак, друзья, — обвел всех сидящих за столом Лустенко. — Позвольте мне сказать пару слов, — он медленно поднялся, держа в руке стопку с водкой.
— Я хотел бы помянуть сейчас одного, совсем недавно ушедшего, в мир иной, человека. Человека, которому, я не боюсь в этом ошибиться, пришлось столкнуться со всеми превратностями судьбы, которая выпала на его долю. Из всех сидящих за этим столом, его знают только я и, конечно же, его давний знакомый, — Лустенко посмотрел на Хромова, — Хромов Федор Иванович.
Все встали, подняли стаканы и молча, не чокаясь, выпили.
Когда все, покряхтывая и сопя, расправлялись с ухой, Лустенко, выбрав удобный момент, постучал ложкой по стакану.
— А теперь, друзья, я хотел вам сообщить, ради чего мы все собрались за этим столом. Я хотел бы выразить вам всем слова благодарности за ту помощь, которую вы мне все оказывали. Спасибо вам, друзья мои, — Лустенко обвел всех повлажневшим взглядом и склонил голову…
Витас, а по документам, Антанас Петраускас ехал в огромном комфортабельном, но полупустом, автобусе. Слева, через проход, сидела молодая женщина. Она вошла на последней остановке, рядом с небольшим хутором. Он прошелся взглядом по красивому лицу, но, наткнувшись на равнодушный взгляд, отвернулся к окну.
В быстро густевших сумерках проносились пятна хуторов, с шумом, встречные машины, и запряженные лошадьми повозки.
Варшава встретила его всем своим великолепием европейской столицы. Она чем-то напоминала ему его родной Вильнюс, который он еще тогда, в начале девяностых, будучи молодым офицером спецподразделения КГБ «Альфа», вынужден был оставить.
В Варшаве он бывал и раньше, вместе с Лустенко. Но о ней знал больше от своей матери, польки по происхождению. От нее он также слышал, что в Варшаве проживают их дальние родственники. Правда, связь с ними никто не пытался восстанавливать.
На автовокзале проблем с такси не было. Его быстро доставили по нужному адресу. Улица, где был указанный в записке дом, находилась в пригороде Варшавы.
Квартирка, в которую его провел сосед, у которого и хранился от дверей ключ, выглядела довольно невзрачной. Узкая комнатка, куда был втиснут диван, с лежащими на нем спальными принадлежностями, шифоньер и маленький, у окна, столик, с двумя старыми стульями, походила на узкую щель. И если бы не старенький ламповый телевизор, ее можно смело было назвать камерой зека. Единственное окно, куда заглядывала уже успевшая появиться на небе луна, и то смотрело во двор.