Тени пустыни
Шрифт:
Они обливались потом от страха. Намек, подозрительный взгляд, неудачное слово хватали за сердце, леденили мозг, вызывали дрожь.
Всех встревожил приход Хужаева. По его обличью они поняли, что он ответственный работник. Карман его пальто топорщился. Явно там лежал пистолет.
Еще большее беспокойство вызвал у всех спор между Хужаевым и толстым персом. Из–за треска углей, шипения шашлыка, воплей Тюлегена Поэта они не расслышали, в чем дело. Но когда перс выскочил из облака дыма и, выставив вперед свою ассирийскую бороду, побежал рысцой к двери, все совсем уж переполошились. Туркмены и локаец схватились за ножи. Черные фигуры ташкентцев скользнули к выходу.
Они не ушли вслед за персом лишь потому, что их остановил липкий, противный страх. С улицы донеслись громкие голоса.
— Закрыто? Эй, Хайдар, почему закрыто? Вах, дружище Хайдар, не морочь нам голову… — говорил кто–то громким приятным баритоном по–русски с акцентом явно кавказским.
— Шашлык кончил! — ответил фальцетом другой, очевидно Хайдар.
— А запашок! Настоящий запах шашлыка. Не морочь мне голову, Хайдар!
— Нельзя, товарищ Ашот, заходить… Шашлык кончил…
— Голову морочишь, Хайдар… А что это за персюк вышел? Экая образина. У нас в Хазараспе в таком стиле толстопузые не водятся.
— Аллах знает, какой–то перс…
— А ну–ка, Хайдар, пусти, — прозвучал еще один голос. — Поговорю с Тюлегеном… Всегда найдется у него пара палочек шашлыка.
— Там никого нет, товарищ Зуфар. В шашлычной никого нет… Закрыта шашлычная.
— Закрыта, говоришь, а запах.. Отличный запах.
— Закрыто!
— Ну на, Хайдар, закури… Да подержи лошадь. Пойдем, Зуфар, в город, поищем, где поесть.
— Давайте коня поставлю в конюшню.
— Ты молодец, Хайдар. Я всегда знал, что ты молодец.
Многие из сидевших в шашлычной провели по бородам и пробормотали: «Аллах, пронеси!» Подбежавший было к двери Тюлеген Поэт многозначительно прижал палец к губам и на цыпочках вернулся к мангалу.
С минуту он прислушивался к удалявшимся шагам, к стуку копыт, к далеким шумам базара.
— Убрались!.. Вот прилипли, — вырвалось у Хужаева. — Дураки и нахалы!
Он вылез из–за мангала и, покачивая головой, принялся бережно счищать с пальто соринки. По растерянному лицу его видно было, что он донельзя ошеломлен внезапным уходом господина Али и понятия не имеет, что теперь делать. Он смотрел на Тюлегена Поэта. Тюлеген испытующе смотрел на него.
Тюлеген показал взглядом на замерших в немом вопросе любителей шашлыка и что–то быстро зашептал Хужаеву.
В шашлычной сделалось совсем тихо…
Когда дверь распахнулась с пронзительным скрипом, все были заняты своими мыслями, а Тюлеген Поэт все еще шептался с Хужаевым. Дым синими спиралями крутился под закопченным потолком, и шашлычная тонула в полумраке. Широкая полоса желтого света ворвалась со двора. Тогда все увидели — в шашлычную зашел чужой, и всем стало нехорошо.
— Вот здорово! А нам Хайдар болтал, что шашлыка нет. Хорошо, мы вернулись! — проговорил осанистый молодой армянин. Его приятное с выразительными чертами лицо приветливо улыбалось. Выпуклые газельи глаза тоже улыбались. — Э, Тюлеген, шашлыка здесь объесться можно! Что же твой Хайдар натрепался?
Только теперь спохватился Тюлеген Поэт:
— Это ты! Ай–яй–яй, друг Ашот… армянин Ашот…
— Слава Арарату! И товарищ Хужаев здесь?.. Здравствуйте, товарищ начальник! Да тут еще… полон духан народу! Да что вы, воды в рот набрали или вас всех дракон прихватил? У твоего, Тюлеген, Хайдарки голова круглая, а мозги худые. Болтает: никого в шашлычной нет, пусто, а у тебя полна коробочка. Мек, ерку, ерек, чорс… о, ут, инны, масы*… Разве ты пропустишь базарный день? Все знают, ты из блохи жир вытопишь.
_______________
* Один, два, три, четыре и т. д. (детская армянская считалка).
И он с благодушной улыбкой разглядывал застывшие фигуры сидящих на помосте.
— А шашлыку–то целая арба. Эй, штурман! Эй, Зуфар! Иди сюда! крикнул он в сторону двери. — Э, Тюлеген, друг, что у тебя, наконец, происходит? И что это за конспиративное сборище на базе шашлыка?
Ашот произнес слово «конспиративное», очевидно, без умысла, но сомнение затуманило его взгляд, и он, пряча смущение, взял сам с мангалки две палочки шашлыка и поискал глазами место на нарах.
Через порог переступил Зуфар. В низкой шашлычной он казался очень высоким. Нос с горбинкой, толстые губы, крошечные усики, острая бородка делали его похожим на батыра Равшана древних дастанов. Только форменная фуражка с золотым шитым «крабом» была совсем неуместна.
— Валяй, Зуфар, дружище! Целая арба шашлыка! Всем хватит! — сказал с набитым ртом Ашот и хихикнул.
— Куда вы? — вдруг озлился Хужаев. — Шашлычная закрыта. Нет шашлыка. Понятно! За–кры–та!
— Здравствуйте, товарищ Хужаев, я вас… — смущенно заговорил Зуфар, — вы мне… я к вам…
Он явно не ожидал встретить такого ответственного работника, как Хужаев, здесь, в шашлычной. Но то, что произошло дальше, удивило и потрясло и его и Ашота. Хужаев буквально завизжал:
— Что? Кого? Меня? Да как вы смеете! Да вы знаете, кто я? Да кто позволил?
Он покраснел, вспотел. Из горла у него вырвались неразборчивые звуки.
— О! О! Лаять — тоже ремесло. — Обиженно Ашот кинул шампур с недоеденным шашлыком обратно на мангалку, вытер тщательно руки грязнейшим полотенцем и, сделав под козырек, повернул к выходу. — Пошли, Зуфар! Оказывается, зоотехникам и штурманам шашлык не выдается… Графьям и только избраннейшей публике…
Молодой штурман растерянно озирался. Он тоже обиделся.
— Нельзя! Сказано, нельзя! — никак не успокаивался Хужаев. Он подскочил к Зуфару и, тыкая ему пальцем в грудь, кричал: — Нельзя, нельзя! Не забывайтесь! Очистить помещение!
Ашот совсем не расположен был вступать с Хужаевым в пререкания, даже из–за шашлыка. Он боялся наговорить лишнего… Он и так уже успел брякнуть что–то вроде: «От дурака и сова улетит». Длинный язык укорачивает жизнь. Оставалось стиснуть зубы и покорно удалиться. Но тут же, полный изумления, он воскликнул: