Тени Солнца (Наемник) (Другой перевод)
Шрифт:
— Хейг! — сказал Брюс.
— Простите?
— Отец, у вас здесь есть операционная. Она полностью оснащена?
— Думаю, да.
— Обезболивающие?
— Хлороформ и пентотал.
— Хорошо, — сказал Брюс. — Я привезу вам врача. Пойдемте, Шермэйн.
11
— Жара эта вонючая! — Уолли Хендри вытер лицо грязным носовым платком и растянулся на полке, обитой зеленой кожей. — Это же надо: Керри оставляет нас с тобой в поезде, Хейга размещает в гостинице, а сам уезжает с этой французской штучкой. Ничего, что мы тут сваримся в этой жестянке, главное, чтобы Хейгу было хорошо. Каково, а?
— Кто-то же должен был остаться, Уолли, — сказал Андрэ.
— Ага. Ты заметил — кто? Все время мы с тобой! Ребята из высшего общества держатся вместе, они друг за друга постоят, уж поверь мне. — Хендри снова уставился в окно купе. — Солнце почти село, а жарит так, что хоть яйца запекай. Выпить хочется. — Он расшнуровал ботинки, стащил носки и с отвращением стал разглядывать свои ступни, теребя кожу между пальцами ног. — От этой жары опять грибок появился. У тебя мазь еще осталась, Андрэ?
— Да, сейчас. — Он достал из рюкзака тюбик и пересел к Хендри.
— Намажь, — потребовал Уолли, подставляя ему ноги.
Андрэ положил его ступни к себе на колени и принялся за работу. Уолли зажег сигарету и выдохнул дым вверх, к потолку, наблюдая, как он растворяется в воздухе.
— Черт, выпить хочу. Пива в запотевшем бокале с вот такой шапкой пены. — Он показал четыре пальца. Потом приподнялся на локте и стал пристально смотреть на Андрэ, который втирал ему мазь между длинными цепкими пальцами ног. — Ну что?
— Почти все, Уолли.
— Как там?
— Не так плохо, как в прошлый раз, даже не мокнет.
— Жжется, как я не знаю что, — сказал Уолли.
Андрэ не ответил, и Уолли пнул его свободной ногой в ребра.
— Ты слышал, что я сказал?
— Да, ты сказал, что жжется.
— Отвечай, когда я с тобой говорю. Я ж не сам с собой.
— Прости, Уолли.
Уолли проворчал что-то и умолк.
— Я тебе нравлюсь, Андрэ? — помедлив, спросил он.
— Ты же знаешь, что да, Уолли.
— Мы ведь друзья, Андрэ?
— Конечно, Уолли.
На лице Уолли скука сменилась лукавством.
— Ты же не против, если я прошу что-нибудь для меня сделать — например, помазать мне ноги какой-нибудь дрянью?
— Я не против… Мне приятно, Уолли.
— Приятно, да? — У Хендри зазвенел голос. — Тебе приятно это делать?
Де Сурье испуганно посмотрел на него.
— Я не возражаю… — Его глаза цвета расплавленной карамели не отрывались от узких монгольских щелочек на лице Уолли.
— Тебе нравится меня трогать?
Андрэ перестал втирать мазь и нервно вытер руки о полотенце.
— Я спросил, тебе нравится меня трогать? Ты хочешь, чтобы и я когда-нибудь тебя потрогал?
Де Сурье попытался встать, но Уолли, стремительно выбросив вперед руку, обхватил его за шею и прижал к койке.
— Отвечай, черт подери, нравится или нет?
— Больно, Уолли, — прошептал Андрэ.
— Позор, какой позор!
Хендри с ухмылкой передвинул руку на плечо де Сурье и больно сжал.
— Уолли, прошу тебя… — захныкал Андрэ, извиваясь.
— Тебе ведь нравится, да? Ну, давай, скажи.
— Хорошо, да, нравится. Больно же, Уолли!
— А теперь расскажи мне, у тебя когда-нибудь было? Ну, по-настоящему?
Уолли уперся тяжелым коленом в хрупкую спину Андрэ.
— Нет! — закричал Андрэ. — Нет. Пожалуйста, Уолли, не убивай меня.
— Врешь, Андрэ. Нехорошо.
— Ладно, вру.
Андрэ попытался повернуть голову, но Уолли сильнее вдавил его лицом в койку.
— Расскажи мне, куколка.
— Всего один раз, в Брюсселе.
— Кто же тот негодяй?
— Мой начальник. Я на него работал. У него было экспортное бюро.
— Так он тебя выкинул, куколка? Он тебя выкинул, когда ты ему надоел?
— Нет, ты не понимаешь! — вскричал Андрэ с внезапной горячностью. — Он обо мне заботился. У меня была собственная квартира, машина, все. Он бы меня не бросил, если бы не… Если бы не… Так получилось. Клянусь, он… он любил меня!
Уолли насмешливо фыркнул.
— Любил тебя! Сейчас умру от умиления! — Он запрокинул голову, задыхаясь от хохота, и только секунд через десять выговорил: — Так что же случилось между тобой и твоим верным возлюбленным? Что же вы не поженились, не свили уютное гнездышко, а?
Под впечатлением от своего чувства юмора Уолли согнулся от смеха.
— Началось расследование. Полиция… Ой, больно, Уолли.
— Давай рассказывай, мамзель.
— Полиция… У него не было другого выхода. Он на высокой должности, скандал разрушил бы его карьеру. Для нас никогда нет выхода. Все бесполезно… Счастья нет.
— Хватит вздора, куколка. Давай по делу.
— Он нашел мне работу в Элизабетвиле, дал денег, оплатил перелет. Он обо мне заботился, даже сейчас иногда пишет.
— Вот действительно история о настоящей любви, хоть рыдай. — Тон Уолли переменился, стал жестче. — Запомни, куколка, и запомни хорошенько: гомиков я не люблю. — Он сильнее стиснул пальцы, и де Сурье вскрикнул от боли. — Вот послушай, когда я учился в исправительной школе, один гомик хотел меня пощупать. Однажды в душевой я подошел к нему с бритвой, обычной бритвой фирмы «Жиллетт». В соседних кабинках мылись еще двадцать парней, орали и пели. Он тоже заорал, словно на него полилась холодная вода. Никто не обратил на него внимания. Он хотел стать женщиной, и я ему помог, — хрипло продолжил Хендри, смакуя подробности прошлого. — О… кровь…