Тени Солнца (Наемник) (Другой перевод)

Смит Уилбур

— Это все?

— Нет, это только начало.

— А кроме ошибок, что вам еще не нравится?

— Женщины, которые задают слишком много вопросов. — Он увидел, что Шермэйн улыбается. — Эгоизм, кроме моего собственного, суп из репы, политика, светлые волосы на лобке, виски, классическая музыка и похмелье.

— Наверное, это не все.

— Конечно, нет.

— Вы очень чувственны. Все, что вы перечислили, из области ощущений.

— Так точно.

— Вы не упомянули людей. Почему?

— Это поворот на

миссию?

— Да, езжайте медленно, дорога плохая. Так почему вы не говорили об отношениях с другими людьми?

— А почему вы задаете так много вопросов? Возможно, я вам как-нибудь расскажу.

Она помолчала и мягко добавила:

— А чего вы хотите от жизни? То, что перечислили? Это все, чего вы хотите?

— Нет. Даже не это. Я ничего не хочу и ничего не жду. Так я хотя бы не разочаруюсь.

Внезапно она разозлилась.

— Вы не только ведете себя как ребенок, но и разговариваете как ребенок.

— Еще одна вещь, которая мне не нравится, — критика.

— Вы молоды. Вы умны, красивы…

— Спасибо, вот так-то лучше.

— …И глупы.

— Это не очень хорошо. Только никому не говорите.

— Не буду, не волнуйтесь, — взвилась она. — Можете пойти и… — она явно подыскивала что-то убийственное, — и прыгнуть под озеро.

— Вы имеете в виду «в озеро»?!

— «В», «из», «под», «над» — какая разница!

— Хорошо. Я рад, что хоть что-то решено. А вон огонек. Наверное, миссия.

Шермэйн не ответила. Тяжело дыша, она сидела в уголке и так яростно затягивалась сигаретой, что тлеющий кончик освещал салон машины.

Церковь скрылась в темноте. Рядом с ней стояло низкое длинное здание. Брюс заметил тень в одном из окон.

— Это больница?

— Да, — резко ответила девушка.

— Представьте меня отцу Игнацию.

Секунду она не двигалась, потом распахнула дверцу машины и, не глядя на Брюса, широкими шагами зашагала к крыльцу.

Он прошел за ней через приемную, затем по длинному коридору мимо амбулатории и операционной. Наконец они вошли в маленькую палату.

— А, мадам Картье. — Отец Игнаций, склонявшийся над постелью больного, выпрямился и направился им навстречу. — Я слышал, что спасительный поезд прибыл в Порт-Реприв. Я думал, вы уже уехали.

— Еще нет, отец. Завтра утром.

Худощавый отец Игнаций был высок — примерно шесть футов и три дюйма. Из-за климата рукава его коричневого облачения были коротко подрезаны, тощие безволосые руки покрыты голубой сетью вен, плечи покатые, волосы неопределенного цвета, без признаков седины, на больших костлявых ступнях — открытые коричневые сандалии. Лицо почти не запоминалось: обычное, с бесформенным носом, на котором примостились очки в стальной оправе, — не старое и не молодое. Священника отличала спокойная неторопливость, свойственная служителям церкви.

Он обратился к Брюсу, мягким пристальным взглядом изучая его сквозь очки:

— Добрый вечер, сын мой.

— Добрый вечер, отец.

Брюс почувствовал неловкость, как и всегда в присутствии священника. «Как было бы хорошо, — подумал он с завистью, — если бы я был так же уверен хотя бы в чем-то одном в моей жизни, как этот человек уверен во всем в своей».

— Отец, это капитан Керри, — ледяным тоном представила его Шермэйн, но затем вдруг улыбнулась. — Он не любит людей и поэтому приехал за вами, чтобы отвезти вас в безопасное место.

Отец Игнаций протянул Брюсу руку — холодную и сухую. Керри осознал, насколько влажной была его собственная.

— Вы очень любезны, — сказал священник, чувствуя его неловкость. — Не хотел бы показаться неблагодарным, но боюсь, что не могу принять ваше предложение.

— Мы получили известия, что отряд вооруженных бандитов находится всего в двухстах километрах к северу и прибудет сюда через день-два. Они не знают жалости, — попробовал уговорить его Брюс.

— Да, — кивнул отец Игнаций. — Я тоже слышал и предпринял меры, которые счел нужными. Я уведу весь свой персонал и больных в лес.

— За вами погонятся, — возразил Брюс.

— Вряд ли, — покачал головой отец Игнаций. — Они не станут терять время. Им нужны деньги, а не больные люди.

— Они сожгут миссию.

— Значит, придется отстроить ее заново, когда мы вернемся.

— Лес кишит туземцами, вы закончите свои дни в похлебке, — попробовал Брюс другие аргументы.

— Нет. — Священник опять покачал головой. — Почти все местные туземцы хотя бы раз были пациентами нашей больницы. Мне нечего их бояться, они друзья.

— Послушайте, отец, давайте не будем спорить. У меня есть распоряжение доставить вас в Элизабетвиль. Я настаиваю.

— А у меня распоряжение оставаться здесь. Согласитесь, что в моем случае распоряжения поступают из более высокопоставленного источника, нежели ваш. — Отец Игнаций мягко улыбнулся.

Брюс хотел было возразить, но вдруг рассмеялся:

— Нет, я не могу с этим спорить. Вам что-нибудь нужно?

— Медикаменты у вас есть? — спросил отец Игнаций.

— Акрифлавин, морфий, перевязочные материалы… Боюсь, не так уж много.

— Не помешает. А продукты?

— Много не обещаю, но кое-что выделить смогу.

Одна из пациенток на другом конце палаты закричала так громко и внезапно, что Брюс вздрогнул.

— К утру она умрет, — тихо сказал отец Игнаций. — Я ничего не могу сделать.

— Что с ней?

— У нее схватки уже двое суток, есть осложнения.

— Вы не можете сделать операцию?

— Я не врач, сын мой. До того как все началось, у нас был доктор, но он уехал обратно в Элизабетвиль. — В голосе священника послышалась беспомощная скорбь о страданиях человечества. — Нет, к утру она умрет.