Тени Солнца (Наемник) (Другой перевод)
Шрифт:
На столе стоял небольшой деревянный ящик с надписью «Юнион миньер», выведенной черными буквами по трафарету. Генерал Мозес открыл крышку, вынул из ящика небольшой холщовый мешок и, развязав бечевку, высыпал на бювар горсть непрозрачных технических алмазов, тускло блеснувших в свете фонаря. Он задумчиво потыкал их пальцем.
— Сколько ящиков обнаружили на платформе? — спросил он, не поднимая головы.
— Один-единственный, mon geneйral [11] , — ответил один из конвойных.
11
Мой
— Ты уверен?
— Oui, mon general [12] . Я сам все обыскал.
Генерал Мозес достал из ящика еще один холщовый мешочек, высыпал его содержимое на бювар и заворчал от досады, увидев все те же серые камушки. Его ярость нарастала — из мешочка за мешочком сыпались только невзрачные технические алмазы. Горка камней на столе могла бы поместиться в кувшин объемом в пинту.
— Ты открывал ящик? — прорычал генерал.
— Non, mon general [13] . Он был запечатан, и печать осталась цела, вы же видели.
12
Да, мой генерал (фр .).
13
Нет, мой генерал (фр .).
Генерал Мозес разочарованно буркнул, еще раз запустил руку в ящик и внезапно улыбнулся.
— Ага! Что это? — сказал он не без удовольствия, вытаскивая сигарную коробку из кедрового дерева с прилипшей к ней оберточной бумагой. Подцепив крышку ногтем, генерал расплылся в улыбке. Внутри, обложенные мягкой шерстяной тканью, переливаясь и преломляя свет фонаря во все цвета спектра, лежали ювелирные алмазы. — Замечательно, — пробормотал генерал. — Замечательно.
Он отодвинул гору технических камней в сторону, положил перед собой блестящий алмаз, затем по одному вынул из коробки оставшиеся, поглаживая и перебирая их в пальцах. Генерал причмокивал и тихо смеялся, пересчитывая их и раскладывая на столе.
— Замечательно, — повторял он. — Bon [14] , сорок один, сорок два. Замечательно! Дорогие мои! Сорок три.
Внезапно он сгреб алмазы в холщовый мешочек и, затянув шнурок, засунул мешочек в нагрудный карман над медалями и застегнул пуговицу. Положив черные, усыпанные драгоценностями руки на стол перед собой, он взглянул на Андрэ. Его глаза — дымчато-желтые, с черными зрачками — за стеклами очков казались непроницаемыми и непостижимыми.
— Разденьте его, — сказал он голосом не более выразительным, чем глаза.
14
Хорошо (фр .).
С Андрэ резко сорвали одежду, и генерал Мозес стал разглядывать его тело.
— Такое белое, — пробормотал он. — Почему оно такое белое?
Его челюсти стали нервно сжиматься и разжиматься, а на лбу выступили капельки пота. Он вышел из-за стола — маленького роста человечек, но с такой решимостью, которая увеличивала его почти вдвое.
— Белое, как личинки мух, которые кормятся на теле слона. — Он подошел вплотную к пленнику. — Ты должен
Голос генерала звучал мягко, пот ручейками стекал по щекам, а безразличие в глазах сменилось ярким пламенем.
— Посмотрим, — сказал он, отступая. — Посмотрим, личинка моя, — повторил он и коленом ударил Андрэ между ног.
От удара тело пленника содрогнулось, плечи выгнулись назад. Боль раскаленной сталью прожгла низ живота. Внутри все сжалось в спазме, как при родах, по мышцам боль прорвалась в грудь и, добравшись до головы, взорвалась там белым огнем, на время ослепив.
— Держите его, — скомандовал генерал Мозес неожиданно визгливым голосом. Двое солдат привычно взяли Андрэ за локти и с силой опустили на колени, так что половые органы и низ живота оказались как раз на уровне генеральских ботинок.
— Вы сажали меня в тюрьму четыре раза! — Генерал Мозес ударил пленника ботинком.
От новой боли, прибавившейся к старой, Андрэ даже не смог закричать.
— А это за оскорбления!
Де Сурье почувствовал, как рвутся яички. От боли перехватило дыхание.
— А это за унижения!
Боль перевалила пик, и на этот раз Андрэ смог открыть рот и вздохнуть.
— А это за то, что меня морили голодом!
Сейчас он закричит. «О, как больно, Господи, помоги, дай мне закричать».
— А это за вашу белую справедливость!
«Ну почему я не могу закричать. О Господи, умоляю…»
— А это за ваши тюрьмы и Кибоко!
Удары сыпались один за другим, как капли дождя по жестяной крыше. Андрэ почувствовал, как в животе что-то разорвалось.
— Вот тебе, вот тебе! И еще, и еще!
Лицо генерала заполнило собой все поле зрения де Сурье, а голос и звуки ударов отдавались в ушах.
— И еще, и еще!
Пронзительный визгливый голос звучал в ушах, в животе нарастала теплая волна внутреннего кровотечения. Боль утихала — тело, защищаясь, отвергло ее. Андрэ так и не закричал. Эйфория… Он понял: единственное, что он может сделать достойно, — это умереть без крика.
Де Сурье попробовал встать, но его держали, а ноги не слушались — они были по другую сторону большого, теплого, онемевшего живота. Андрэ поднял голову и посмотрел на того, кто его убивал.
— Это за ту белую мразь, которая тебя родила, и еще, и еще…
Удары ушли за пределы реальности, словно он стоял рядом с человеком, который рубил топором дерево. Андрэ улыбнулся.
И, все еще улыбаясь, упал на пол.
— Готов, — сказал один из конвоиров.
Генерал Мозес вернулся к столу, дрожа, как будто после долгого бега. Дышал он глубоко и быстро. Китель взмок от пота. Генерал опустился в кресло и съежился. Постепенно глаза потухли, словно затянувшись пленкой безразличия.
Двое солдат присели на корточки у тела Андрэ. Они знали, что ждать придется долго.
Из открытого окна доносился пьяный смех, виднелись всполохи пожара.
15
Брюс, стоя на тропинке, тщательно обшаривал взглядом близлежащие заросли. Наконец он различил дуло пулемета, высунувшееся на несколько дюймов из куста слоновой травы. Он точно знал, куда смотреть, но потратил на поиски целых две минуты.
— Хорошо, Раффи, — подвел он итог. — Лучше не спрятать.