Тени сумерек
Шрифт:
— Да, господин! — Болдог свистнул, чтобы к нему подвели его жеребца.
Он был слишком велик и тяжел, чтобы ездить на волке или бегать так быстро, как бегают орки-степняки. Его мышасто-серого битюга специально обучали не бояться орков и волков.
Илльо снова ударил своего коня пятками — подковы разбрызгали мокрый снег.
Он должен был обогнать двигающееся по дороге войско и первым прибыть в лагерь у тракта, чтобы проверить, как там устроились орудийщики с Мар-Мэрдиганом во главе.
Конь преодолел уже три четверти пути, когда у въезда в Моркильский лес Илльо заметил преследователя. Маленький всадник в
Запыхавшаяся, усталая и потная, к нему подъехала Даэйрэт.
— В чем дело? — жестко спросил айкъет'таэро, пообещав себе не пожалеть ремня, если это просто выходка влюбленной взбалмошной девчонки.
— Этиль… Письмо… — тяжело выдохнула она.
…Илльо не собирался давать Этиль поручение вскрывать обгоревшее тело Берена — слишком много было пострадавших, слишком она устала, а со смертью горца все было ясно. Но Этиль сделала это сама, по своему желанию. И, едва закончив работу, тут же взялась за перо.
Илльо показалось, что от клочка ткани, на котором написано письмо, несет паленым мясом.
"Друг мой Илльо. Я знаю, как много тяжких обязанностей, в дополнение к тем, что и так возложены на тебя Учителем и Ортхэннером, ты несешь после происшедшего пожара. Поверь, если бы не чрезвычайная важность происшедшего, я не решилась бы беспокоить тебя письмом сейчас, но речь идет о преступном небрежении долгом, если не о предательстве.
Едва у меня появилось свободное время, я вскрыла тело Берена. Я знаю, как ты сочувствовал этому человеку, и охотно верю, что некогда он был достойным воином — но к тому, кто по глупой неосторожности сжег замок, у меня не было ни капли уважения. От чего он умер — меня не волновало бы, если бы не твоя к нему привязанность. Я хотела найти хоть что-то, способное оправдать его хоть немного. Может быть, болезнь сердца или мозга.
Нашла же я преступление. Человек, которого мы нашли в подвале, не погиб от несчастного случая. Он был убит. У тех, кто сгорел заживо, в легких есть частички сажи. У этого человека — нет. Конечно, он мог бы умереть от естественных причин прежде, чем сгореть — например, в силу опьянения упасть и разбить голову или сломать шею. Поэтому я тщательно исследовала его череп и позвоночник. Они были целы. Я вскрыла его сердце, ища незримые пороки — смерть могла наступить от сердечного удара. Сердце его было здорово. Здоров был и мозг — нигде ни следа старых или новых кровоизлияний. Зато я обнаружила, что гортань его раздавлена. На шее, под левым ухом, один участок кожи не обгорел, и там я увидела борозду удушения. Душили, судя по всему, широким кожаным ремнем, скорее всего — поясом. Его кто-то убил и поджег погреб, чтобы замести следы. Я не хочу клеветать, но подозреваю Болдога. Ни для кого из нас не тайна, что между этими двумя была дикая вражда.
За каждое из своих слов я готова ответить, Илльо, а ты поступай с этими сведениями как знаешь".
Илльо сжал письмо в кулаке. Посмотрел на Даэйрэт, исходящую потом, и на ее кобылку, готовую пасть в любой миг. Посылать ее обратно с требованием вернуть Болдога было просто бесчеловечно. Следовало добраться до лагеря, найти коня там и послать гонца…
Гонца…
Со всем этим было что-то не так. Илльо подумал, что, даже прибыв в лагерь, не будет посылать гонца, пока не поймет, что его так настораживает.
— Поезжай за мной, — велел он Даэйрэт.
Они тронулись шагом.
— Ты знаешь, что в письме?
Девчонка кивнула и, слегка побледнев, хрипловатым голосом сказала:
— Я там была. Помогала ей.
О, Тьма… Илльо надеялся, что девчонку вырвало не больше двух раз. А впрочем, путь целителя не для неженок, тем паче — путь Видящих и Помнящих. Пусть узрит войну воочию прежде, чем узнает ее в видениях.
— Ты тоже думаешь на Болдога.
— Конечно. Он же орк.
Ну да, поморщился Илльо. Он же орк — этим все сказано. Он ненавидит Берена лютой ненавистью, это известно всем. Берен убил его сына, ребенка от Прародительницы… Кто бы ни нанес Берену удар — он знал, что подумают на Болдога.
Но если так — зачем поджигать замок? Зачем обрекать множество людей страшной смерти? Чтобы замести следы? Но зачем их заметать — подумают ведь все равно на Болдога! Тем более, убийца рассчитывал, что смерть примут за естественную: Берен упился и опрокинул свечу.
Представлять смерть Берена как естественную мог только тот, кому не хотелось, чтобы подумали на Болдога.
То есть, сам Болдог.
Или… сам Берен? Его договор с Гортхауэром не касался тех случаев, когда смерть была естественной или от несчастного случая. Берен мог обставить свое самоубийство как несчастный случай? Нет, вздор! — Илльо тряхнул головой. Ты слишком устал. Ни один человек не в силах раздробить себе гортань. Тем паче, Берену это было ни к чему — он мог просто напиться вусмерть и опрокинуть свечу перед тем, как провалиться во тьму забвения.
Впереди показался лагерь — наскоро насыпанный вал с частоколом, козлы из заостренных кольев вместо ворот. Илльо показал стражникам ярлык — впрочем, его знали в лицо — въехал с Даэйрэт в лагерь, спешился и велел принести чего-нибудь поесть себе и девочке.
Хлебая гороховое варево на копченых ребрах, он знал, что уже близок тот миг, когда события сами собой выстроятся в цепочку.
Поздно вечером вспыхивает пожар… Гибнут Берен и Солль, и еще несколько людей и орков… Наутро пожар все еще не удается погасить… А между тем надо выступать и собираются войска… Один отряд так и не появляется… Исчезает Эрвег… И оказывается, что Берен был убит…
Клац! Две мысли сошлись как кремень и кресало.
Исчезает Эрвег… Берен был убит…
А если напротив — исчезает Берен, а убит Эрвег?
Илльо поперхнулся элем.
— Даэйрэт, — спросил он. — Ты видела тело?
— Илльо, я же ем, — жалобно сказала девочка, с трудом проглотив то, что было у нее во рту.
— Это очень важно, — сказал Илльо.
Даэйрэт вздохнула.
— Как вы узнали его? Лицо не очень… пострадало?
— Лица не было. По его золотой цепи — она… — Даэйрэт вдруг зажала рот рукой и опрометью кинулась к ближайшим кустам.
Вернулась через несколько минут, прополоскала элем рот, сплюнула в сторону и закончила с того места, где начала:
— Она прикипела к его плоти. И пряжки, и зарукавья — все было его. Ты доволен? Добился чего хотел?
— Извини, — тихо сказал Илльо. — Значит, вы узнали его по тому, что осталось от одежды и украшений… Это не Болдог. Это Берен, Даэйрэт…
— Берен? Убил сам себя?
— Нет! Нет… Убит был Эрвег, понимаешь? Беоринг сбежал. Убил его, подбросил тело — и сбежал в его одежде и на его коне…