Тени в переулке
Шрифт:
Мы получили первую категорию, множество премий и наград, хорошую прессу.
Как-то мне позвонил Жалакявичюс и попросил приехать на «Мосфильм». Там он отвел меня к директору студии Николаю Сизову. Тот спросил:
– Ты слышал, что произошло с картиной Витаса «Момент истины»?
Как я мог не слышать, об этом несколько лет говорила вся кинематографическая Москва. Витас снимал фильм по книге В. Богомолова «В августе сорок четвертого…».
И когда лента была практически готова, Богомолов поднял дикий скандал и закрыл картину. Он воспользовался
Витас, рассказывая мне эту печальную историю, сказал, что у Богомолова есть какие-то таинственные связи на высоком уровне в ЦК КПСС.
Но тогда это меня не очень волновало, и мы пошли смотреть фильм, который никогда не увидят зрители. Я смотрел практически готовый фильм и погружался в тыл последнего года войны. Снято было так талантливо и здорово, что не хотелось уходить из зала.
Кстати, однажды на «Белорусьфильме» сняли новый вариант фильма по этому роману В. Богомолова. Многим он понравился, а я по сей день нахожусь под обаянием ленты Витаса.
С новым фильмом тоже был скандал. В. Богомолов потребовал закрыть фильм, но времена ЦК КПСС прошли, а продюсер Владимир Семаго так составил все документы, что зацепиться Богомолову было не за что. Фильм вышел на экраны. Жаль, что у Жалакявичюса не было такого знающего продюсера, как Владимир Семаго.
Итак, вернемся к моей поездке на «Мосфильм». Директор студии предложил:
– Напиши новый сценарий, чтобы мы могли вставить туда часть материала, отснятого Жалакявичюсом. Сюжет будет совершенно другой, но время, место действия и исполнители главных ролей должны остаться прежними.
Я писал сценарий под впечатлением увиденного на экране. Работать было интересно – Западная Белоруссия еще не освободилась от польского влияния и немецкой оккупации. Рынки, частные рестораны, бандиты, засевшие в лесу, тыл наступающей армии…
Я назвал сценарий «Ночной закон». Витасу он в общем понравился, но он сказал, что история должна быть еще трагичнее.
Редактором будущей картины был милый московский человек Володя Леонов. Он работал в кинематографе еще в былинные времена малокартинья. Мудрый человек был Володя, мудрый и многознающий.
Он прочел сценарий и сказал мне:
– Неплохо, теперь готовься к неприятностям.
– Каким? – удивился я.
– Богомолов не тот человек, который спокойно это воспримет. Жди неприятностей.
И они грянули. Распоряжением Госкино наша картина была закрыта, материал непринятого фильма «Момент истины» использовать запрещалось.
Володя тайно показал мне письмо В. Богомолова, где он поносил меня не очень лестными словами.
Я расстроился. Я очень ценил прозу В. Богомолова, считал его одним из лучших современных писателей. И вдруг такое письмо.
– Это только начало, – пообещал мудрый Володя Леонов.
И как в воду глядел.
Витас уехал из Москвы, стал худруком Литовской студии. Он часто звонил мне, а однажды сказал:
– Сделай
Я и сам думал об этом. Написал повесть «Ночной закон», которая понравилась читателям. И тут, в августе 1986 года, в «Литературной газете» появилась статья, которая просто проехалась по мне катком. Автор статьи Л. Латынина обвинила меня в заимствовании – не в плагиате, а именно в заимствовании – деталей у В. Богомолова.
Деталями были время, место, ландшафт, оружие, хозяйственные постройки.
Я, конечно, огорчился, хотя и весьма удивился: видимо, мадам Латынина не заметила, что пистолеты «ТТ», пулеметы Дегтярева, гранаты-лимонки переходят из одного военного романа в другой. Конечно, ради изобразительного ряда мне пришлось оставить в сценарии и смолокурню, и хромого председателя сельсовета. Мои коллеги в кинематографе отнеслись к этому удивительно спокойно.
Договоры со мной продолжали заключать, а «Ночной закон» находился в работе на Литовской студии. Поддержали меня мои друзья в издательствах «Молодая гвардия» и «Московский рабочий».
У меня не было опыта подковерной борьбы. Я привык выяснять отношения просто и лучше всего вручную.
Радостно встретили статью только в Союзе писателей. Приходили подметные письма, раздавались хамские звонки. Не все, конечно, но определенная категория писателей радовалась моим неприятностям.
Саша Кулешов, секретарь СП, сказал:
– Не принимай все это близко к сердцу, не ты первый, на кого катит бочку Богомолов, я точно знаю, что он психически нездоровый человек. Ты знаешь, как он пытался закрыть «Иваново детство» Андрея Тарковского? Не гони волну, все успокоится.
Так оно и вышло.
А картину нашу в Литве закрыли. Наступили горбачевские времена, и героями стали не сыщики, а лесные бандиты. Точно так же закрыли наш фильм с Алоизом Бренчем. Демократической Латвии были нужны другие герои.
Зато в Москве на студии «Экран» мы с Севой Плоткиным сделали ленту «Последняя осень» – о коррупции на самом верху партийной пирамиды.
Времена именовались гласностью, но фильм наш долго не выпускали на экраны. Хотя все-таки мы его проломили.
Это был прощальный привет советского кинематографа.
А потом все рухнуло, и по пустому двору «Мосфильма» бегали удивленные собаки, так любившие дружелюбных людей, работавших на этой студии.
Для меня великое счастье, что я оказался востребованным в это непонятное время. Теперь я работаю в телевизионном кино. Второй раз пишу сценарий по моей повести «Осень в Сокольниках».
Первый раз я делал сценарий на «Мосфильме». Сценарий приняли студия и Госкино. А когда издали приказ о запуске, режиссер Андрей Ладынин исчез. Он был сыном Ивана Пырьева и Марины Ладыниной, но, несмотря на династические связи, страсть к хлебному вину погубила его.