Тени заезжего балагана
Шрифт:
Конечно, с тех пор, как Ёсио получил повышение в клане и стал заведовать игорным домом, он стал строже смотреть на подобного рода вылазки. К тому же дел у него стало гораздо больше, и теперь вне стен «Тануки» они с Уми стали видеться значительно реже.
Уми честно отвечала себе, что иногда ей не хватало присутствия такого надёжного и знакомого Ёсио. Когда Уми знала, что он где-то рядом, она сразу же чувствовала себя спокойнее. В утешение Ёсио иногда приносил своей названой сестрице всякие милые безделицы или сладости, которые он покупал на рыночных рядах…
Уми наконец нашла в себе смелость посмотреть прямо
– Может, всё-таки объяснишь, почему ты вдруг решил жениться на мне?
Ёсио ничуть не удивился столь прямолинейному вопросу – в конце концов они с Уми давно знали друг друга, и потому пустой вежливостью можно было пренебречь.
– Я считаю, что ты станешь для меня именно той спутницей жизни, о которой я всегда мечтал, – последовал бесхитростный ответ.
Уми почувствовала, как к щекам прилил жар. Чтобы не выдать своего смущения, она опустила глаза и сжала пальцами ткань кимоно.
– Боюсь, ты всё же не до конца понимаешь, на что соглашаешься, – тихо возразила она, но Ёсио её услышал.
– Что ты имеешь в виду?
Отступать теперь было поздно, и потому Уми пришлось продолжить:
– Как бы моя наставница ни старалась привить мне качества, присущие благовоспитанной девушке из приличной семьи, эта наука не пошла мне на пользу. Я родилась и выросла среди якудза – тех, кто выбрал себе жизнь по другую сторону от обычного общества, и красивое кимоно, надетое по особому случаю, и велеречивые приветствия, произнесённые в надлежащую минуту, этого никогда не изменят.
Уми боялась увидеть на лице Ёсио непонимание или осуждение, но он спокойно слушал её, не отводя внимательного взгляда.
– Так ведь и я не самурайский сын, – пожал плечами он. – И, в отличие от тебя, хорошим воспитанием я похвастаться не могу. Единственное, что я хорошо умею – это играть в карты.
Уми не сумела сдержать улыбки. В этом Ёсио и впрямь не было равных.
– Я прекрасно понимаю, что ты хотела мне сказать, – продолжил говорить он. – И, уверяю тебя, оябун тоже осознаёт, что в обычной семье таким, как мы с тобой, не будет места. Поверь, иначе он никогда не допустил бы, чтобы такой человек, как я – без рода и имени, не имевший ещё каких-то несколько лет назад за душой ничего, кроме старого отцовского меча, – посватался к его единственной дочери, которую он бережёт пуще редкой фарфоровой вазы.
Поэтому я говорю с тобой сейчас совершенно откровенно, без прикрас и увёрток. Я хорошо тебя знаю, Уми, и потому уверен в том, что ты сумеешь стать мне верной и хорошей женой. В свою очередь я тоже даю тебе слово, что стану для тебя надёжной защитой и опорой, как и полагается достойному мужу.
Ёсио наклонился к ней: его тёмные глаза ярко блестели в свете масляной лампы, стоявшей на низеньком столике прямо между ними.
– Давай поможем друг другу продержаться в этом мире чуть дольше, Уми. Прошу, подумай об этом как следует.
Слова Ёсио заставили Уми о многом задуматься. Если и впрямь воспринимать брак как способ удержаться на плаву бурной реки общества, где одиноким людям приходилось куда сложнее, чем примерным семьянинам, то
Уми взглянула на Ёсио. Такой знакомый взгляд, лёгкая и привычная полуулыбка, рваная линия шрама на щеке – этого человека она знала очень давно. Но Уми и подумать не могла, что ей может предоставиться возможность узнать его с совершенно новой для себя стороны, с которой его не знал никто и никогда.
– Ты был честен со мной, и потому я хочу ответить тебе тем же, – набравшись решимости, Уми крепко сжала кулаки и выпалила на одном дыхании: – Я могу видеть ёкай.
Улыбка Ёсио стала чуть шире, взгляд его потеплел.
– О чём-то таком я всегда догадывался, – признался он.
Встретившись с удивлённым взглядом Уми, он добавил:
– Ты думала, я совсем дурак и за столько лет, что я знаю тебя, совсем ничего не замечал? Не в обиду тебе будет сказано, Уми, но актрисой тебе точно не быть – скрывать свои истинные чувства ты совсем не умеешь. Не далее, как сегодня утром, я имел счастье наблюдать твоё очередное столкновение с непознанным. Думаю, Косой Эйкити тоже нескоро забудет эту встречу.
Уми усмехнулась: в этом она нисколько не сомневалась. За этот день Ёсио стал вторым человеком, которому она открыла свою тайну, и от этого признания Уми почувствовала себя намного легче – словно с плеч её кто-то наконец снял невидимый груз, который она с таким усердием тащила на себе столько лет.
– И ты… не боишься меня?
– А должен?
– Ни в коем случае! – в притворном ужасе воскликнула Уми. – Иначе мне придётся отрезать волосы и отправиться доживать свои дни в монастыре, ведь кто ещё, кроме тебя, позарится на меня после такого признания?
Уми состроила такую грустную мину, что Ёсио не выдержал и от души расхохотался.
– Беру свои слова назад! Твой актёрский талант на деле не так плох, каким казался поначалу.
Теперь настала очередь Уми смеяться. От облегчения у неё на глазах выступили слёзы, и она постаралась аккуратно утереть их пальцами, чтобы не размазать макияж. Она думала, что столь прямолинейное признание отпугнёт Ёсио, но он смотрел на неё с той же теплотой, что и раньше.
– Как бы ни было грустно это признавать, но наш вечер откровений подходит к концу, – вздохнул Ёсио. – Но у нас с тобой осталось ещё одно незавершённое дело.
– И какое же?
Ёсио достал из рукава кимоно небольшой шёлковый мешочек, украшенный искусно вышитыми ирисами, и улыбка его стала чуть более лукавой.
– Закрой глаза, – попросил он.
Уми удивилась этой неожиданной просьбе, но спорить не стала и послушно смежила веки. Услышав, как Ёсио встал со своего места и направился к ней, она почувствовала, как сердце её забилось чуть быстрее. Интересно, что же он задумал?
Ёсио опустился на циновки рядом с ней, и его пальцы коснулись запястья Уми. От неожиданности она вздрогнула, но руки не отняла. Когда Уми была гораздо младше, они с Ёсио часто держались за руки, гуляя по улицам Ганрю. Уми была настоящей егозой, и Ёсио боялся потерять её из виду – вот и старался держать её при себе, как умел.