Тени заезжего балагана
Шрифт:
Тэцудзи слабо утешила эта в высшей степени поучительная история, но боль в раненой руке – а точнее, лапе, – и вправду стала чуть терпимее.
Старик замотал рану тряпицей и закивал, довольный проделанной работой.
– Фух, устал я, – выдохнул он и прислонился спиной к стене трюма, снял с пояса флягу, вырезанную из тыквы-горлянки, и сделал из неё пару щедрых глотков.
Тэцудзи же, пользуясь случаем, с большим вниманием присмотрелся к странному старику, который вдруг проявил к нему такое участие.
До этого момента принцу ни разу не доводилось общаться с простыми людьми. Старика Кудо и ему подобных Тэцудзи
Поэтому принц совершенно не знал, чего ожидать от старого матроса и как отреагировать на его неожиданную доброту и за заступничество перед капитаном Ясудой.
– Спасибо, – только и сумел произнести принц, совершенно позабыв о том, что старик не поймёт его.
Но Кудо вдруг подался ему навстречу, и его старое и морщинистое лицо оказалось совсем близко.
– Странная ты животинка, – проговорил Кудо, пристально вглядываясь в глаза принца. – Не вырываешься, не кусаешься, убежать не пытаешься. Иной зверь на твоём бы месте давно бы уже метался по всему трюму и искал пятый угол, а ты сидишь себе да головой крутишь…
«Было бы, куда бежать», – мрачно подумал Тэцудзи. Он мало знал о повадках обезьян, и потому не был уверен, что в этом теле ему удастся вплавь добраться до берега. К тому же, у него была ранена лапа, и это ещё больше уменьшало его шансы добраться до берега живым.
А тонуть посреди реки Ито в планы принца совершенно не входило.
– И лицо у тебя такое, будто всё понимаешь, а сказать не можешь, – продолжал говорить Кудо.
– Знал бы ты, старик, насколько ты близок к истине, – тяжело вздохнул Тэцудзи.
– Увидел я тебя, и сразу вспомнил один случай из детства, – на лице старика промелькнуло мечтательное выражение. – Я сам родом с севера, из Хокугена…
Эти слова заставили принца навострить уши. Его мать Ёмико, ныне здравствующая жена императора, была родом из той же провинции, что и старик Кудо. В детстве Тэцудзи часто бывал у неё на родине, в северной провинции Хокуген – в краю плодородных рисовых полей и бескрайних равнин. Он смутно помнил те поездки – самым ярким оставалось лишь ощущение, которое теплотой разливалось в груди после того, как он, держа мать за руку, выходил из экипажа.
Ощущение, что он, наконец, вернулся домой…
– Моя родная деревня стоит в предгорьях, на самой границе с провинцией Тосан, – продолжал вспоминать старик. – И много в ту пору к нам наведывалось обезьян – помню, бабка моя каждый день гоняла макак с хурмы у нас в саду. Они большей частью в горах жили, у тёплых источников, но и в деревню наведываться не боялись – приходили целыми стаями и рыскали у сараев и амбаров, ища, чем поживиться. Иной раз никакого сладу с ними не было: детей и старух они не боялись – только если те не начинали громко вопить. А мужиков и женщин помоложе целыми днями, почитай, дома-то и не было: кто в поле работал, кто в лесу дерево заготавливал… Вот и резвились обезьяны у нас, как ватага пакостных хулиганов: пока отец и дядя не возвращались под вечер домой, макаки мне и моему младшему братцу не давали из дома выйти. Чуть только мы с ним за порог – и макаки были тут как тут: налетали на нас, визжали, кусали за ноги и тянули за рубашонки туда-сюда,
Старик всё говорил и говорил, будто бы давно ему не выпадало случая обмолвиться словечком хоть с кем-нибудь. Тэцудзи – а что ему ещё оставалось делать? – внимательно слушал.
– В конце концов, когда какая-то особо дикая обезьяна оттяпала палец сынишке нашего старосты, тот взъярился и поклялся, что ни одной этой твари в деревне больше не будет. В тот же вечер староста собрался и ушёл в горы. День проходил за днём, а он всё не возвращался. Некоторые начали думать, что староста сгинул. В ту пору как раз пошли слухи, что на горе Такамине, что лежала в трёх днях пути от нашей деревни, поселилась сама Ямамба – самая страшная ведьма, какой свет не видывал!
Но через неделю староста вернулся жив-живёхонек и привёл с собой какого-то странного человека. Я сейчас уже и не вспомню его лица – мужик как мужик, ничего особенного в нём не было. Одет он был во всё тёмное – только на поясе у него висела маска обезьяны. Но всё же было в нём что-то такое, что заставляло остальных взрослых с опаской заговаривать с ним. Я не сразу понял, почему они так себя с ним вели – всё-таки я был ещё мальчишкой и многого не понимал.
Тэцудзи почувствовал, как при этих словах старика в нём всколыхнулись какие-то старые воспоминания. Но из-за событий минувшего вечера многое в его голове смешалось, и потому принц так и не сумел как следует сосредоточиться.
– Стоило этому человеку появиться в деревне, – продолжил рассказывать Кудо, – как обезьяны сразу присмирели. Они лебезили перед ним и катались в дорожной пыли, словно псы, которые давно не видели своего хозяина. А он не обращал на них ни малейшего внимания, только шикал иногда на самых наглых обезьян, которые хватали его за полы кимоно.
Староста предложил незнакомцу переночевать в своём доме, но тот отказался. Вместо этого он попросил дозволения остаться на ночь в амбаре.
Когда стало смеркаться, я и мой приятель Хори, живший по соседству, решили проследить за этим человеком.
«Вдруг этот мужик – вор и разбойник?» – говорил Хори, пока мы крались вдоль ограды дома старосты. – «Отец рассказывал про такое: мол, приходит в деревню человек, втирается в доверие ко всем жителям, и несколько дней спустя заявляются его дружки и обирают всех дочиста…»
«Не, не похож он на бандита», – возражал я ему. И действительно, я нутром чуял, что дело было в чём-то ином.
Мы незамеченными пробрались к амбару, где заночевал странный человек, и затаились среди густой кроны хурмы. С этого дерева как раз хорошо была видна дверь в амбар, и потому незнакомец не покинул бы его без нашего ведома.
Но время шло, а никто не показывался. Мы с Хори начали уже было дремать, убаюканные ночной прохладой, как вдруг дверь амбара тихонько скрипнула…
Тэцудзи услышал этот звук, как наяву, и поёжился.
– На пороге показалась чья-то тёмная тень. Мы с Хори замерли на ветках хурмы. Кажется, в тот момент я даже не смел выдохнуть.
Это был тот человек, которого привёл наш староста. Он огляделся вокруг – хвала ками, нас с Хори он так и не заметил, – а потом снял с пояса маску обезьяны и надел её.