Тени заезжего балагана
Шрифт:
Интересно, дрогнуло ли чёрствое сердце старого императора, когда он узнал о пропаже сына? Тэцудзи с трудом в это верилось. Зная характер отца, он, скорее всего, сказал бы что-то вроде: «Так я и думал, что добром он не кончит…»
Принцу хотелось послать весточку хотя бы матери: сказать ей, что он жив, и что скоро он непременно вернётся домой. Но как это сделать, Тэцудзи пока не имел ни малейшего понятия. Он не знал, сможет ли писать обезьяньими лапками, если ему вдруг представится такая возможность. А надиктовать письмо кому-то другому Тэцудзи попросту не мог – ведь никто по-прежнему
Но сдаваться на полпути принц не собирался, и потому большую часть своего свободного времени, которого у него теперь было навалом, Тэцудзи посвящал размышлениям о том, что ему делать дальше.
Не раз возвращался он и к мыслям о том, кем был подослан тот грабитель, и как эти люди могли разузнать о Фусетсу – имени клинка не знал никто, кроме особенно приближённых к императору людей. Выходит, предателя следовало искать среди них? Но зачем вдруг кому-то идти против императора? Мятеж клана Мейга был давно и успешно подавлен. Но Тэцудзи мог чего-то и не знать: император не допускал принца до столь важных дел, напрямую касавшихся безопасности империи.
Оставалось надеяться на то, что отец сумеет связать пропажу сына с назревающим против империи заговором. Лишь бы только он не решил, что Тэцудзи попросту сбежал! Принц уповал на рассудительность отца: как бы император ни относился к своему младшему сыну, дураком он точно не был. Чутью отца можно было только позавидовать: Тайга-но Ёмэй хорошо разбирался в людях, не терпел кумовства – должность при дворе человек получал не только за знатное происхождение…
Но Тэцудзи всё равно не мог найти себе места от тревоги. Раз грабитель сумел пробраться во дворец никем не замеченный, означает ли это, что заговор против императора и его семьи зрел настолько давно, что даже часть стражи и слуг переметнулась на сторону врага, кем бы он ни был?
Невозможность разобраться в происходящем раздражала и даже злила Тэцудзи: он терпеть не мог сталкиваться с любого рода недомолвками или тайнами. Но пока что поделать он ничего не мог: ему только и оставалось, что смириться со своей участью и выжидать момента, когда можно будет сойти на берег и разузнать новости из столицы.
«Гордость империи» тем временем медленно продвигалась вперёд, вверх по течению реки Ито. Первые несколько дней плавания погода стояла ясная и тёплая, и принц, ставший теперь невероятно ловким и лёгким, взбирался на самую верхушку мачты и сидел там, оглядывая окрестности.
Конечно, он не всю жизнь провёл в Дайсине. Вместе с отцом и его свитой принц Тэцудзи не раз выезжал за пределы столицы. Да и с матерью они не раз ездили в Хокуген – только после смерти брата мать почти перестала покидать стены дворца.
Но вот путешествовать по реке Ито принцу ещё ни разу не доводилось.
Поросшие лесом горы сменялись зелёными пологими долинами, в которых стояли города. Каждый раз, завидев небольшой портовый городок впереди, принц надеялся, что «Гордость» возьмёт на него курс и свернёт к причалам, но пока его надежды не оправдывались. Лодчонка деловито плыла дальше, не удостоив вниманием ни один из городов. По всей видимости, капитан Ясуда заготовил достаточно провианта,
Первая возможность высадиться на берег представилась лишь на третий день плавания «Гордости». Старик Кудо говорил, что лодка следует на восток, в провинцию Тосан. И вскоре принцу стало известно, что первой остановкой на пути «Гордости» должен был стать город с поэтичным названием Хикоси.
Город раскинулся на берегу озера Бива – там, где в него впадала река Ито. Озеро это считалось самым большим во всей империи: чтобы переплыть его из конца в конец, даже при попутном ветре могло понадобиться два, а то и все три дня.
У принца сжималось сердце, когда он думал о том, что это огромное озеро окончательно отрежет его от западных земель империи. Но, с другой стороны, без помощи ведьмы, живущей в горах на востоке, принц не сможет вернуть себе человеческое обличье, поэтому выбор у него был невелик. Нужно было взять себя в руки и выдержать ещё несколько дней пути на этой лохани – только так он сумеет добраться до Ямамбы.
Тэцудзи прекрасно понимал: чем дальше он отплывал от Дайсина, тем большая паника поднималась во дворце. Наверняка стража уже с ног сбилась в поисках наследника престола… Тэцудзи мучился от пребывания в неизвестности: новости из столицы он сможет узнать только когда «Гордость» совершит остановку в Хикоси, и ни часом раньше.
Терпение не было сильной стороной принца, но в сложившейся ситуации он не мог предпринять ничего иного, кроме как ждать.
***
Хикоси оказался живописным портовым городком, который тянулся вдоль берега озера Бива. В ясную погоду вдалеке можно было увидеть далёкие хребты гор, подёрнутые дымкой.
«Гордость империи» причалила в порт Хикоси уже после того, как храмовые гонги в окрестностях города и за его пределами отбили час лошади. Кораблей и лодок, пришвартованных у причалов, было столько, что за их покачивающимися на волнах остовами разглядеть то, что творилось в порту, было попросту невозможно.
Часть груза «Гордость» должна была выгрузить здесь, поэтому немногочисленная команда лодки ещё полчаса кряду таскала на пирс тюки с сушёными водорослями и ящики, доверху набитые разной мелочью – гребнями и зеркальцами, лентами, отрезами тканей и прочей женской белибердой.
Ясуда, который лично следил за отгрузкой товара, дождался, пока за ним приедет обоз от купца, с которым он вёл дела в Хикоси, и с ним же и уехал в город, предварительно бросив матросам:
– В час петуха чтобы все были здесь, а до того делайте, что хотите. Только сильно не упивайтесь – вы мне нужны в здравом уме.
Не успел обоз, на котором уехал Ясуда, скрыться в облаке пыли, как матросы сгрудились в кучку возле Гэнты. Он с заговорщическим видом достал из кармана несколько прутьев соломы, поломал их и сунул в кулак.
– Кто вытянет самую короткую, останется сторожить корабль, – ухмыльнулся он и протянул кулак старику Кудо, который стоял к нему ближе всех.
Когда все вытянули по прутику, Гэнта разжал кулак, и матросы снова сгрудились возле него – на сей раз, чтобы сравнить, у кого соломинка короче.