Тени заезжего балагана
Шрифт:
Обезьяны молча взирали на Тэцудзи, словно чего-то от него ждали. Принц хотел было попятиться, но уткнулся спиной во что-то большое и мягкое.
Обернувшись, принц вздрогнул: позади него стоял высокий мужчина, чьё лицо было скрыто за обезьяньей маской.
– Добро пожаловать домой, – проговорил он и преклонил перед принцем колени.
Тэцудзи обернулся. Обезьяны, сидевшие на деревьях, тоже согнулись в поклоне…
***
Впоследствии Тэцудзи и сам не мог сказать себе, что заставило его резко подскочить на месте и забиться подальше, к самому стволу дерева. По-видимому, звериное чутьё и впрямь было не в пример лучше
Наваждение, навеянное странным сном, слетело с него так же быстро, как утренняя роса испаряется под набирающими силу лучами солнца. Сон оставил после себя лёгкое сожаление: если бы он протянулся чуточку дольше, быть может, Тэцудзи удалось бы понять его смысл…
Луна уже стояла высоко: Тэцудзи видел её яркий, пускай и пока ущебрный диск, который внимательно смотрел на него с усыпанного звёздами неба.
Когда принц только устраивался на ночлег, он слышал, как где-то над его головой копошилось совиное семейство. Теперь же всё было тихо: смолк даже стрёкот цикад в высокой траве. Слышен был лишь плеск бившего из-под горы ключа, который ясно разносился в ночной тиши. Тэцудзи поёжился и обхватил себя лапами. Всё его нутро было напряжено до предела, предупреждая о том, что где-то неподалёку затаился враг.
Когда его задней лапы что-то легонько коснулось, принц вскрикнул и чуть было не потерял равновесие. Он вцепился когтями в ветвь сосны, и принялся озираться вокруг.
Перед его глазами замельтешил ночной мотылёк. Принц с досадой отмахнулся от него – откуда насекомое вообще тут взялось? Обычно они летели на свет, но у принца при себе не было ничего, что могло бы привлечь мотылька…
Но поразмыслить над этим дольше Тэцудзи попросту не успел: глубокие тени, лежавшие на ветке сосны, вдруг содрогнулись, и прямо напротив принца появился тот, кого он больше всего боялся увидеть.
– Вот вы и попались, ваше высочество, – с насмешкой проговорил соломенная шляпа, и на глаза испуганного принца опустилась тьма.
Уми
Когда Уми добралась до пожарища, огонь уже полностью потушили. Полуобнажённые пожарные с закопчёнными от сажи лицами купались тут же рядом, в канале, под любопытными взглядами зевак, которые, даже несмотря на довольно поздний час, высыпали наружу. Наверняка, пока бушевал огонь, никто из этих людей не поспешил на помощь погорельцам. Зато теперь ночной воздух был полон охов и вздохов: как же так, почему колокол на вышке зазвонил так поздно, что главный храм святилища успел выгореть чуть ли не дотла…
Уми смешалась с толпой, чтобы подобраться поближе к воротам святилища Поющих Сверчков. Уми редко бывала в этой части города, и потому заходила в это святилище всего один раз. Но она помнила, что оно было не в пример больше и богаче, чем святилище Речного Покоя. Его со всех сторон окружал большой и старый парк, так что со стороны улицы сгоревшего здания не было видно: только стойкий запах гари, повисший в вечернем воздухе, указывал на то, что здесь и впрямь произошло несчастье.
Полиция уже успела выставить вокруг святилища небольшое оцепление: внутрь пускали лишь лекарей и их помощников. Похоже, на этот раз святилище не пустовало, и кто-то был ранен.
– Что ж такое делается-то! – покачала головой дородная тётка с густо напудренным лицом, стоявшая неподалёку от Уми. – За последние два дня уже второе святилище погорело!
– Точно! – всплеснул
Стоявший неподалёку полицейский услышал последнюю фразу мужичка, которую тот произнёс нарочито громче, чем следовало, и поморщился.
– Если среди вас нет никого, кто сведущ в медицине, то расходитесь давайте, нечего тут глазеть! – проворчал полицейский, надвинувшись на толпу. Остальные полицейские последовали его примеру, а двое даже сняли с пояса увесистые деревянные дубинки.
– Я лекарь, – Уми услышала неподалёку знакомый голос. – Могу я пройти?
Уми обернулась и замерла: говорившим оказался Ямада – тот самый монах-колдун, который согласился помочь ей снять проклятие. Он возвышался над толпой, и посох с медными кольцами всё так же был при нём. Что он делал здесь в такой час?
Люди зашептались, увидев незнакомое лицо: всех лекарей и их помощников в городе многие знали если не лично, то хотя бы в лицо.
– Никогда вас прежде не видела, – снова подала голос напудренная тётка. Она с подозрением сощурилась и отступила на шаг.
Ямада повернулся в её сторону, и Уми тут же нагнулась, сделав вид, что вытряхивает несуществующий камешек из сандалии. Одно неосторожное восклицание Ямады могло выдать её, а Уми нисколько не сомневалась в том, что кто-то из стоявших в оцеплении полицейских мог узнать её. Да и в толпе наверняка могли оказаться люди её отца: за последние годы дела клана Аосаки шли в гору, и многие желали присоединиться к рядам якудза. Не все эти люди знали дочь главы в лицо, но, стоило бы им услышать её фамилию, они наверняка поняли бы, кто был перед ними. А без лишней надобности привлекать внимания к своей особе Уми не хотелось. Она и так сильно рисковала, придя сюда без сопровождения в столь поздний час. Уми даже думать не хотелось о том, как будет гневаться отец, если узнает о её проделке.
– Я прибыл в Ганрю совсем недавно, – донёсся до Уми спокойный и низкий голос Ямады. – Когда-то я служил Великому Дракону, но мой учитель велел мне отправляться в мир и помогать людям.
– Так он и священник, и лекарь! – зашептали в толпе. – А с виду такой молодой…
– Если вы готовы оказать помощь раненым, то проходите, – полицейский отошёл в сторону, пропуская Ямаду к воротам. Тот поклонился и скрылся внутри: Уми только и оставалось, что проводить взглядом его широкую спину.
Полиция и впрямь не пропускала дальше ворот никого, кроме лекарей и их помощников. Прямо на глазах Уми какой-то парень пытался выдать себя за подмастерье одного лекаря с Отмели, но его быстро разоблачили и под улюлюканье толпы выгнали вон.
– Ишь, выискался тут! То же мне, лекарь, – сплюнул усатый мужичок, с пренебрежением покосившись на незадачливого парня. Тот поспешил поскорее скрыться – и зачем, спрашивается, ему понадобилось лезть на пожарище? Не иначе как хотел умыкнуть что-нибудь из сокровищ храма! Многие горожане и впрямь искренне верили в то, что в главном храме каждого святилища каннуси скрывали от посторонних глаз древние сокровища, за которые многие любители старины могли заплатить приличные деньги. Вот только Уми в эти россказни слабо верилось: собирали бы тогда каннуси деньги на содержание святилищ с прихожан, если бы прямо под боком у них хранились такие несметные богатства?