Теория газового света
Шрифт:
В этом Городе горящих торфяников
Каждый день, словно стая голодных зверей
Разрывает на части бессонные ночи слабых,
Уставших от жизни несчастливых людей.
В этом Городе горящих торфяников,
На остывших бульварах, в умах безрассудных
Пустота начинает зализывать раны.
Все
В ниоткуда…
Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева.
Тихий несуществующий город – весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.
Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным.
Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:
Вот он, Город горящих торфяников,
Приглушенный роптанием, всегда одинокий.
Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,
Только выбор судьбы не за ним.
За тобою.
Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»
Кристина ждала какого-то слова, какой-то подсказки, намека, но таинственный певец улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, и вмиг потяжелевший ветер надувал под ноги рыжий песок с соседней детской площадки. Не дождавшись вразумительного ответа, девушка шагнула внутрь.
После непривычной яркой улицы, где из-за обилия теней солнце словно подсвечивало предметы изнутри, предоставив небо серости, тесный подъезд казался непривычно мрачным и темным.
Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсаженными криками и шумом музыки на втором этаже.
По мере того, как глаза постепенно привыкали к теперешнему освещению, темнота начинала отступать. Кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками, Поднимаясь вверх по отполированными многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, что она следует вместе с ней, точно стеснительный ребенок, осторожно придерживая за рукав.
Эта темнота не была агрессивной, девушка много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наиграно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!». А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной
Знакомые, обкатанные по краю ступеньки.
Знакомая, обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.
Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та… Та…»
«Зачем ты пошел за мной в тот вечер?..»
Девушка вздрогнула, почти на интуиции чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.
– Кристина?..
Удивленный голос за спиной эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.
Девушка резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась парню в грудь.
– Тема… – шепотом выдохнула она, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную сейчас поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.
– Я переживала, что с тобой что-то случилось!.. Что ты… – и почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой. – Ты помнишь, что случилось той ночью?..
– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…
Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за два дня? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами. Карие глаза блестят от осколков падающего на площадку уличного света.
На левой руке плотная белая повязка.
– Прости, Тем, я… Я… Это – тогда все?…
Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.
– Ободрался, когда упал. Я почти ничего не помню про тот вечер. Кажется, ничего… Кто-то ведь хотел тебя обидеть?
Взгляд Артема сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Ему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало девушку больше всего: Артем словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться.
Улыбка парня сияла, несмотря на натянутый тон, так и говоря: «Вот ты, здесь, пришла ко мне, хотя никогда бы не сделала подобного добровольно прежде. Что-то заставило тебя прийти: беспокойство ли, чувство вины, но сейчас с тобой все нормально. И молчи. Будь здесь, со мной!»
– Да, – нехотя отозвалась Кристина, потупляя взгляд. Волна радости, нахлынувшая на нее при встрече с Артемом, прошла, оставляя на своем месте лишь неумолимое желание поскорее укрыться от его внимания. – Но теперь все в порядке… – и докончила лишь мысленно: «Ты даже не представляешь, насколько».